Более двух часов шла встреча первого президента Республики Татарстан, государственного советника Республики Татарстан Минтимера Шаймиева с российскими и белорусскими журналистами, и каждое его слово четче, чем в диктофонные записи, впечатывалось в живую память. Потому что передуманное и пережитое великим политиком и человеком — это ценность на все времена, а не только на одно интервью.

Незабываемо впечатление от личного общения: наш собеседник прост и улыбчив, лёгок в общении — и со стальным волевым проблеском в глазах. Недаром его имя переводится с татарского как «Я — железный». Родители дали его сыну как оберег на крепость и выносливость: мальчишки в семье не заживались на свете. Этому выпала судьба жить — и править своим народом, мудро и справедливо.

Итак…

«В этом есть сила»…

«Когда у нас звучали лозунги «Татарстан — для татар!», я сказал: «Это говорят враги нашей родины». И когда сегодня говорят: «Москва — для русских!» — эти люди не желают добра России… — Шаймиев сам начинает разговор с нами. — Вам — спасибо, что приехали. Молодцы. Люди, живущие в союзе, должны все больше знать друг о друге и строить отношения через единство и взаимопонимание. В этом есть сила…»

«Мы знаем, что делаем. И не только знаем, а и на самом деле делаем…»

Территория нашей республики сравнительно невелика, но насыщенна, наполнена по части производства и услуг тоже. В целом могу сказать, что развиваемся сравнительно неплохо. Если учесть, через что мы проходили в перестроечные годы…

Говоря о развитии Татарстана, я должен вам сказать, что мы обречены на успех. Когда я об этом говорю, то имею в виду то, что мы знаем, что делаем. И не только знаем, а на самом деле делаем. По многим показателям мы входим в первую пятерку по развитию в России, включая Москву и Санкт-Петербург.

А сколько у нас молодежи! Тот, кто сюда попадает, хочет жить здесь, потому что для развития и воспитания ребенка здесь все есть. У нас есть все спортивные инфраструктуры и школы с обучением на языке, который хочешь. Провели всемирную универсиаду, ряд чемпионатов по разным видам спорта… За два года мы построили стадион мирового уровня, — другие города их по десять лет строят. Ну, чем дольше строишь, тем больше воруют…»

Вброд — через время перемен

В 90-е Шаймиев стоял перед трудноразрешимой задачей: механизм государственной власти развалился, экономика трещала по швам, мощное националистическое движение внутри республики требовало выхода из состава России. Президент не только искусно провел судно своей республики сквозь девятый вал перемен, вывел во всем на положительную динамику, но и сохранил мир и согласие в многонациональной республике.

«У нас в годы перестройки были такие моменты, когда мы начали Благовещенский собор восстанавливать, и начались такие выступления: «Давайте Благовещенский собор уберем, потому что мечеть была на том месте! Давайте там построим мечеть…» Я тогда выступил с открытым обращением, и не только с обращением (мягко говоря): «Если мы разрушим Благовещенский собор и на его месте поставим мечеть, наступят ли мир и спокойствие в Татарстане?.. Что — нам будет легче жить?.. Сейчас идут перестроечные процессы, и появляется возможность изменить жизнь к добру!». Почему поэты воспевают революционный процесс? Потому что так сложилось исторически, что человечество надеется на положительные перемены!.. Приходилось вот такие вещи объяснять.

Или школа. В Казани была только одна, и то неполная, татарская школа. Я сам родился в деревне и окончил татарскую школу на татарском языке, а вступительные экзамены в институт в своей же родной республике сдавал на русском. Можете себе представить?.. Хорошо еще получилось, что я прилично учился. А другие ребята, которые приехали из деревни, только из-за этого не могли сдавать вступительные экзамены. Обидно! А кого обвинишь? Крайним станешь, каким угодно станешь. На тебя и ярлык повесят, и все, что угодно…

Ситуация в Татарстане действительно была очень сложная в перестроечные годы. Ее можно сравнить… не могу даже подобрать слова. Мы прошлись по острию. Случись что-нибудь тогда в Татарстане подобно происходящему в то время в Чечне — а это же центр России, да и каков Татарстан по своей экономической мощи! Наш валовый продукт никогда не был меньше трех вместе взятых прибалтийских республик. Нас всегда сравнивал Госплан по этим показателям. Нам удалось вот тогда договориться и подписать договор с Россией в 1994 году.

Процессы шли очень непростые. Неправильно то, что вот на Бориса Николаевича (Ельцина — Ред.) набросились, когда он сказал: «Берите суверенитета столько, сколько можете проглотить». Он сказал это не потому, что ему так захотелось; он как знаменосец перестроечных лет приехал сюда в Татарстан, чтобы своими глазами увидеть, что творится, и увидел, что вся Казань на улице…

Чтобы оценить Ельцина, надо было знать его ближе. Мы часто людей упрощаем, не только его, и так люди входят в историю. Обидно. Как может быть человек простым, если в то время дорос до управляющего «СреднеВолгоУралСтрой» – крупнейшей в стране строительной организации?.. Для этого надо было пройти путь от мастера до руководителя. Чудес же не бывает. Тем более в то время. Умеешь трудиться, показываешь себя, вот и становишься кем-то и тебя признают, и потом избирают кандидатом в члены Политбюро…

Но потом все по-разному выдерживают ту нагрузку, с которой сталкивается человек. Я не знаю, каким надо быть, чтобы не ослабеть. Все мы живые.

Тогда с интеллигенцией особо не удалось договориться: они выставили требования о полной независимости Татарстана. Вечером уже собрались, сели с Ельциным ужинать – вот так, напротив друг друга — и, как говорится, не то что другое что-то там, а чай даже не попили. Я ради исторической справедливости это говорю.

Он мне и говорит: «Я же не к тебе обращался, когда сказал: «Берите суверенитета столько, сколько можете. Вы ведь из России не уйдете». Вот первое его слово – о России…

— Борис Николаевич, — говорю, — вы же видели, как народ.

— Что делать?

— Надо, — говорю, — найти путь, чтобы народ успокоить. Нам надо договариваться.

И вот мы, сидя там, с ходу договорились, что создаем рабочие группы, начинаем работать над договором и информируем население для того, чтобы постепенно успокаивать. Это сыграло решающую роль в принятии политического решения в то сложное время.

В феврале 1994 г. подписали договор. Это называется «войти в конституционное правовое поле новой России». Приняли декларацию о развернутом суверенитете после Российской Федерации вторыми в России. Я был избран в один день впервые как президент, когда в России должность президента была учреждена в период руководства Бориса Николаевича Ельцина».

«Когда мы говорим, что цена вопроса — спокойствие и взаимопонимание… Пока его не испытаешь и не почувствуешь сам, не пропустишь через сердце, объяснить невозможно. Да и не надо через это проходить».

«…Я вам скажу – никогда я этого не забуду… Когда мы встречались перед выборами в рабочих коллективах как кандидаты, всегда вставал вопрос: «Если мы Вас изберем, что будет с Татарстаном?..» Русскоязычное население встревожено было: что же будет с нами?.. У каждого есть семья, жизнь… И, имея уже определенный опыт работы и на местах, и в республике, от всей души я говорю: «Мы все сделаем для того, чтобы не было недопонимания межнационального. И когда избрали меня и пять лет прошло, и меня спросили:

— Какую победу за Ваш первый президентский срок вы считаете самой важной? — я отвечаю:

— У русскоязычного населения исчезла тревога за свою судьбу. Это величайшая победа. И не потому, что Я об этом вам говорю, а потому, что мы победили то, что беспокоило. Когда мы говорим, что цена вопроса спокойствие и взаимопонимание… Пока его не испытаешь и не почувствуешь сам, не пропустишь через сердце, объяснить невозможно. Да и не надо через это проходить».

Созидание

«А потом пошло созидание… Мы уже в самые сложные перестроечные годы начали реализовать крупные проекты. Такие, как ликвидация ветхого жилья. Взяли на учет всех нуждающихся людей, поставили на учет в Казани 55 тысяч семей. Это люди, которые жили на дне, как у Максима Горького: в бараках, в подвалах… Всем бесплатно построили и выдали квартиры. Закончили эту программу — и продолжили другую по социальной ипотеке. Понятие «социальная ипотека» от нас пошло. Практически всех людей, которые остро нуждались, в бюджетной сфере – и артистов, и учителей, большинство нуждающихся, — тоже обеспечили жильем.

Мы в те годы подходили к вопросам жестко. Со слабыми нервами, я считаю, во власть не ходят. И если людей не любят — тоже. Потому что ты должен решить все проблемы… Всех крупняков, всю республику подняли из долгов, а это мощные предприятия. Какие только рычаги не использовали… Но зато мы за такое время на сто процентов газифицировали Татарстан. У нас, особенно в тех краях, где я сам вырос, в районе Оренбурга, там нет лесов. Мы всю жизнь кизяком топили. Кто хорошо знает, как из кизяка делать топливо, так это я»…

«От души и для души — для других»

После ухода с поста главы государства Шаймиев посвящает много времени, сил и личных средств этой работе. Говорит, что всегда мечтал об этом.

«Почему я этим занимаюсь?.. От души и для души — для других. Без преувеличения, без красивых слов. Когда все получается, слова наполняются приятным содержанием, и мы меняемся сами в этом процессе.

Сегодня проблемы возрождения и обретения духовности выходят на первый план. Это главное. Каково состояние души нашей и всех нас – таково состояние общества.

В том, что мы с вами, может быть, часто ругаемся и не всегда нравимся друг другу, и между нами существуют трения и недосказанность, и какие-то противоречия, лично я никогда никого не обвиняю. Потому что натерпелись наши народы. В 1917 году сказали: «Фабрики, заводы — рабочим, земля – крестьянам», но не дали. Самой кровавой частью революции и последствием ее стал процесс кооперирования, проведения коллективизации, когда у человека отбирали вековые ценности, то, на чем он выживал во все времена …

Дальше — годы репрессий кошмарные; Великая Отечественная война — еще какая… Столько жертв! А потом были годы восстановления страны, не менее тяжелые. Наши матери и бабушки говорили: «Даже в бою сытнее. Лучше быть там (на фронте — Ред.), ты там хоть паек свой получишь».

Приходилось жить в условиях, когда идеология государства состояла в лишении человека веры. Семьдесят лет мы лишены были практически конституционных прав, которые уже в годы перестройки впервые обрели. Без права на вероисповедание жили. В Татарстане к началу перестройки было 23 мечети. Прошла четверть века — и их полторы тысячи, и такое же огромное количество православных храмов.

Есть понимание в Татарстане, особое понимание, что для творчества нужны деньги. У нас все население включено в этот процесс. Абсолютно все. Для кого-то сто рублей – деньги, для кого-то миллион — это такие же деньги, как и сто… Это не важно, а важно то, что люди хотят помогать. Есть даже одна бабушка, которой 103 года, и она участвует. Некоторые семьи, когда ребенок родится, от имени ребенка вносят вклад. Кто бы и сколько не внес, мы записываем его имя в вечную памятную книгу: ваш взнос и участие зафиксированы таким-то номером…»

Личное

«Я — сын председатель колхоза. Папу, сына кулака, избрали председателем колхоза. Это уже совсем за рамки выходящее. Нас не сослали из-за того, что были хорошими хозяйственниками и наемного труда не было. А дед из-за того, что папа согласился быть председателем колхоза и вступил в партию, в порядке протеста бросил родной дом, переехал к старшей дочери и до конца своей жизни жил там. Вот такой характер и нрав. Ну, а кому понравится, когда у тебя землю отобрали? Один, может быть согласился и смирился, а этот – нет.

Я поступил учиться на механический факультет сельскохозяйственного института как раз в годы, когда призывали на поднятие целины. Молодые этого не помнят. Хлеба в стране не было. Целину же, казахские степи, начали поднимать не от хорошей жизни… Пришлось в казахских степях поработать комбайнером. И знаете, где мы работали? В нашей области. На границе Семипалатинского полигона. Бывало, что мы работаем на комбайне, приезжают воинские части, говорят: «Вот в такой-то день в два часа дня три самолета сделают круг оповещения. Вы останавливаете комбайн и головой ложитесь в ту сторону». Тогда на земле случались взрывы. Это делалось в два часа дня, в солнечный день, чтобы меньше было эффекта. А все равно даже в солнечный день была яркая вспышка. Потом по нам проходит первая волна, вторая послабее и третья, четвертая уже не считается… И потом «грибок» растет в два часа дня, и к половине пятого или к пяти часам, как облака на закате красные. Радиационная пыль закрывает все небо.

Были ребята, которые заболели воспалением щитовидной железы. Их распределяли туда, где была морская вода. Были среди нас и девчонки, а трактористом был приехавший из Белоруссии по зову партии Николай. Слову «пассатижи» я от него научился…

Зарабатывали мы хорошо. Нас забрасывали в телячьих вагонах на целину, а обратно мы уезжали в купейных. Богатые и все вшивые! Такие вшивые – не рассказать словами, это надо испытать. Нас загоняли в отдельный тупик и оттуда — прямо на санобработку. Зато с деньгами…»

О Беларуси

«Вы отличаетесь от остальных, как тот, кто больше тяжестей войны видел. Встречаясь с представителями Белоруссии, я, может быть, даже излишне часто говорю: «Вы приняли на себя первый удар, народ понес огромное количество жертв». И эта печать передается от поколения поколению. И передается это, может быть, тяжело, но положительно. Это люди несколько иные, несколько по-другому ценят то, что имеют в настоящем.

Мне хотелось бы сказать об огромном уважении народа Белоруссии – это терпеливый, это трудолюбивый, это, я должен сказать, духовный народ, потому что у него легкой жизни не было никогда. Надо дорожить нашей историей и передавать ее из поколения в поколение. Она постепенно все расставляет по местам.

Я с огромным уважением отношусь к Александру Григорьевичу Лукашенко. Я сам люблю порядок, он еще больше любит. Вот у Никиты Сергеевича Хрущева были слова (мне нравились его реформы, я молодым директором был в то время): «Быть хорошим для всех – это значит быть плохим». Будучи руководителем, невозможно нравиться всем. Есть основная линия, стержень должен быть. А это служение и есть. Желаю Александру Григорьевичу доброго здоровья и дальнейшего служения своей родной земле и своему народу. Он – человек от земли…

Приведу один пример. Мы часто ездили с женой в Чехословакию на отдых, раньше все поездом через Москву. Я всегда восхищался полями, начиная с Чехословакии. Одним словом, в соцстранах порядка всегда было больше. Один раз пришлось возвращаться через Беларусь. И, скажу вам, я был восхищен. Я не выдержал и сразу по приезде сказал тем, с кем работал, журналистам сказал: «Я раньше восхищался полями Чехословакии, а в этот раз — полями Белоруссии». Мы опытные люди. Я сам всю жизнь хозяйствовал, с малых лет был на хозяйственной работе. Я знаю, что это такое. Порядок есть порядок. Я восхищался, искренне восхищался.

Белоруссия по ряду продуктов питания является экспортером номер один, особенно по молоку. А вы знаете, что такое молоко?.. Если в каком-нибудь государстве или хозяйстве могут производить много молока, это — высшая степень умения вести сельское хозяйство. По-другому молока не получишь. Я говорю вам это не с чужих слов. Мы сами являемся вторым, а сейчас первым производителем молока в России. У нас нет необработанных земель, как и у вас. Земля должна работать. Это не мы с вами придумали. Это основное средство производства, которое никогда не изнашивается, если за ней правильно ухаживать. Все остальные материалы и инструменты изнашиваются. Это Маркс и Энгельс еще сказали.

Я бы всех пропустил через село, через землю. Там выше нравственность, выше внутренняя культура. Всегда так было. И там через труд познается, что такое кровь, что такое хлеб, что такое еда.

Я сам девятый ребенок в семье, понимаю, что это такое. Это не воспитание, чтобы посадить ребенка и сказать ему: «Ты будь хорошим». Нет уж, трудись давай, тебе не подадут…

…Знаете, мой старший сын, когда он еще был юным, влюбился в белорусскую девушку. Это была первая любовь. Потом расстояние помешало. Я сейчас думаю: какая она была бы?..»

Инна Фяксель