В этот раз мы продолжим обсуждение темы «литвинов» Мицкевича и попытаемся дать обоснованный ответ об их облике и этнической принадлежности.
В предыдущие разы мы уже разбирали концепт «литвины» в творчестве Адама Мицкевича на примере баллады «Три Будриса» и повести «Живиля». В этот раз материалом для анализа станет поэтическое произведение «Гражина», которое, как представляется, наиболее насыщено этнографическими описаниями «литвинов». Оригинал текста Мицкевича, равно как и авторские комментарии, будут цитироваться с открытого источника.
Несмотря на тот факт, что Адам Мицкевич сам не только в своих произведениях, но также и в многочисленных комментариях к ним абсолютно недвусмысленно дает понять, кого именно следует понимать под его «литвинами», все же попробуем всмотреться в персонажей и сюжет «Гражины» повнимательнее.
О чем поэма?
Затаив личную обиду на князя Витовта, в тайне от своих людей и даже от супруги новогрудский князь Литавор вступил в союз с крестоносцами-тевтонами и договорился с ними о совместном военном походе на Лиду. В ночь перед выступлениям послы Ордена прибывают к стенам Новогрудка, и Литавор рассказывает о задуманном своему советнику Рымвиду.
Рымвид безуспешно пытается отговорить Литавора от измены, после чего сообщает о замыслах князя его супруге Гражине, которой также не удается переубедить мужа. Гражина решается на отчаянный шаг: надев доспехи, она без ведома Литавора ведет новогрудское войско в бой на немцев. Хотя победа над неприятелем и одержана, Гражина получает смертельное ранение и умирает на руках у Литавора, подоспевшего на поле брани слишком поздно.
Тело Гражины сжигают по языческому обычаю на погребальном костре. Чувствуя свою вину, Литавор сжигает себя вместе с любимой супругой.
Поле битвы с тех пор зовется «полем литовки» (polem Litewki). Интересно заметить, что Мицкевич выбирает именно этноним litewka, отступая от нормативного litwinka.
Имена героев
Главных героев поэмы три – Литавор, Гражина и Рымвид. Ни одно из этих имен не является славянским и не фиксируется в славянских преданиях и источниках ни до, ни после появления «Гражины», зато до сих пор широко распространены в современной Литве.
Литавор, или Лютаурас – по некоторым данным, имя является искаженным именем литовского князя Пукувера, чьё имя, написанное готическим шрифтом, могло быть прочитано как Putuwerus или Lutuwerus. По другой гипотезе, имя имеет немецкое происхождение и представляет собой литуанизированную форму фамилии Лютер, которая, в свою очередь, складывается из древненемецких корней liut «народ» и heri «войско». Современная литовская «народная» этимология возводит имя к существительным liūtas «лев» и tauras «бык».
Так или иначе, имя сохраняет в Литве свою популярность: его носят актер Лютаурас Касюлайтис, популярный лайф-коуч Лютаурас Викторинас, биатлонист Лютаурас Барила, политик Лютаурас Казлавицкас и множество других людей.
Гражина – авторское имя, которое, как и имя Живиля, было придумано Адамом Мицкевичем. Поэт сконструировал данное имя на основе литовского прилагательного graži «красивая» с помощью суффикса —in—, который можно встретить, например, в слове mergina – «девушка». Имя Гражина можно перевести на русский язык примерно как «красавица», однако с не совсем типичным суффиксом. Для литовского уха оно звучит примерно так, как могло бы звучать для носителя русского языка имя Красьяна, Красалья или Красава. Имя приобрело невероятную популярность не только среди поляков, но и среди литовцев; среди его носительниц можно назвать, к примеру актрис Гражину Байкшите и Гражину Блинайте-Кярнагене, певицу Гражину Апанавичюте и многих других.
Рымвид, или Римвидас – имя, образованное от литовских корней rimti «успокаиваться» и —vyd-, например išvydo «увидел».
К слову, именно этот корень используется, в частности, в имени Таутвидас (Tautvydas; tauta «народ» + —vyd— «видеть). Нам более знакома другая форма этого имени с обратной последовательностью его корней: Ви(д)таутас. По фонетическим причинам д слилось с последующим т в один звук. В польской традиции Витовта принято называть Витольдом, именно так его именует и Мицкевич.
Имя Римвидас пользуется в Литве не меньшей популярностью, чем Лютаурас и Гражина. Среди его известных носителей назовем журналистов Римвидаса Валатку и Римвидаса Палецкиса, а также ректора Вильнюсского университета Римвидаса Петраускаса.
Религия
Как и в «Трёх Будрисах» и «Живиле», литвины язычники, о чем в комментариях к поэме пишет и сам Мицкевич, называя речь литвинов языческой речью (głos pogański). Немцы, оскорбленные внезапным повелением пажа княжны убираться восвояси, отвечают, что литвинам не сойдёт с рук их «языческая уловка» (pogański wykręt).
Пантеон литвинских богов привычно возглавляет Перун (piorun). Чтобы читатель понимал, что речь идёт именно о балтском, а не о славянском Перуне, Мицкевич дает в авторском комментарии следующее пояснение: «Перкунас, бог молнии, чтимый в Литве» (Perkunas, bóg piorunu, czczony w Litwie).
В поэме присутствует и бог победы (bóg zwycięstwa), и другие боги, которые могут внезапно оставлять воинов в беде (Lecz któryż z bogów siłę w nim osłabił). В центр Новогрудка Адам Мицкевич помещает языческое капище: «До сих пор показывают в Новогрудке место, где должны были стоять святилища тех божеств, и где сейчас стоит костёл базилиан. (Dotąd pokazują w Nowogródku miejsce, gdzie miały stać tych bóstw świątynie, a gdzie teraz kościół księży bazylianów). Напомним, речь идёт о 14 веке.
Кроме того, Адам Мицкевич цитирует в комментариях к «Гражине» латинский текст швейцарского хрониста Иоганна из Винтертура, согласно которому в 1343 году король Литвы (rex Litaoniae) – вероятно, речь идёт о Гедимине или Евнутии – таким образом ответил на предложение рыцарей принять католичество: «вижу, что для них главное не вера, а деньги, поэтому я остаюсь в язычестве».
«in hoc luculenter comprehendo, quod non meam fidem, sed pecuniam appetunt, et ideo in paganismo perseverabo»
Наконец, Мицкевич отмечает, что в Литве распространение христианства совпало с распространением польского языка (W Litwie <…> za wprowadzeniem wiary chrześcijańskiej i języka polskiego), в то время как на белорусских землях распространение христианства произошло в 10 веке, за несколько столетий до появления польского влияния.
Ужи
Особенно интересны строки поэмы, повествующие об уже, приглашенном в гости к человеку (do domowych progów wąż zaproszony gościem od człowieka), которому во славу бессмертных богов литвин не скупится ни на хлеб, ни на молоко (dla chwały nieśmiertelnych bogów Litwin mu chleba nie skąpi i mleka).
Почему же литвин поклоняется ужам во славу богов? Ответ становится очевидным при более детальном ознакомлении с литовской мифологией и её центральным сюжетом, повествующем о несчастной любви девушки Эгле и сказочного ужа, занимавшего важное место в балтском языческом пантеоне. Тема поклонения ужам нашла широкое отражение и в современной литовской культуре – легенда об Эгле и ужах неоднократно становилась предметом экранизаций, театральных постановок и литературных обработок, самой известной из которых стала поэма поэтессы Саломеи Нерис «Эгле – королева ужей».
Тема ужей отражена и в изобразительном искусстве: в литовской Паланге Эгле и ужу стоит памятник, а классик литовской живописи М.К. Чюрлёнис посвятил ужам цикл работ под названием «Соната ужа».
Адам Мицкевич неоднократно возвращается к теме ужей в рамках своего творчества. Именно в ужа превращается в его изложении Эзопова змея (Речь идет о переводе на польский язык басни «Крестьянин и змея»), и именно об ужах вспоминает он в первом крымском сонете, тоскуя о родной Литве (wąż ślizką piersią dotyka się zioła – уж скользкой грудью касается травы).
Говоря об ужах в комментариях к «Гражине», Мицкевич отмечает: литовцы почитали ужей, которых держали в домах и кормили (Litwini czcili węże, które po domach oswajali i karmili). Факты поклонения ужам, по словам Мицкевича, были зафиксированы в селении Лаваришки под Вильно, а также замечены среди латышей.
Жрецы
Итак, хотя в момент описываемых в поэме событий предки современных белорусов уже около четырёх веков были христианами, мы не видим у Адама Мицкевича ни одного упоминания христианских имён, церквей, священников, монастырей и прочих маркеров христианской культуры.
Зато устами Литавора Мицкевич сравнивает послов Витовта с гонцами верховного балтского жреца Криве Кривайто (jego poseł, jak Krywejty goniec). В своих комментариях к поэме Мицкевич отмечает теократический характер правления у древних литовцев (starożytnych Litwinów był rząd po części teokracki) и утверждает, что резиденция Кривайто располагалась до нашествия немцев в землях балтов, а точнее в селении Хайлигенбайль, современное Мамоново Калининградской области.
Присутствуют в повествовании и вайделоты – языческие жрецы дохристианской Литвы. Именно они участвуют в обряде похорон, исполняя погребальные песни (Śmiertelne pieśni wajdeloci pieją), именно они воспевают Витовта как «второго Миндовга» на пирах (Na ucztach wielbią wajdeloci nasi). В комментариях Мицкевич также упоминает вайделотов, литовских певцов (wajdelotów, litewskich bardów).
В завершение еще раз напомним, что погибшую Гражину не хоронят в землю по христианскому обычаю, а торжественно сжигают на погребальном костре. Мицкевич комментирует это следующим образом: «обычай сжигания тел <…> сохранялся в Литве вплоть до принятия христианства» (zwyczaj palenia ciał <…> był też w Litwie zachowywany aż do przyjęcia chrześcijaństwa). Со ссылкой на историка Стрыйковского, Мицкевич утверждает, что именно таким образом, «по родному языческому обычаю» (według zwyczaju ojczystego pogańskiego) был погребен литовский князь Кейстут. Вместе с Кейстутом, помимо коня и некоторых других животных, сожгли также его живого верного слугу «sługę wiernego żywego».
Литва и литвины
В разборе повести «Живиля» мы уже упоминали о том, что Мицкевич считал Новогрудскую землю территорией, захваченной балтскими пришельцами из-за Немана после Батыева нашествия – именно так автор обосновывает принадлежность Новогрудка Литве в своем комментарии к поэме «Гражина». Чтобы не оставить у читателя никаких сомнений касательно того, о какой именно Литве идёт речь, Мицкевич, комментируя строки о прекрасной долине у Ковно (совр. Каунас) (piękną dolinę przy Kownie), отмечает: «одно из самых прекрасных мест в Литве» (Jedno z najpiękniejszych miejsc w Litwie). В описаниях Литвы Мицкевич упоминает также и расположенные неподалеку от Каунаса Румшишки: «отец Неман <…> натыкается на Румшишкского великана» (Ojciec Niemen <…> Rumszyskiego napotka olbrzyma).
Адам Мицкевич дает понять, что его «литвины» являются балтами, а не славянами, называя их «побратимами» для балтского племени пруссов, порабощенного крестоносцами (Prusacy i pobratymcy ich Litwini). Поэт также описывает погребальный обряд у пруссов и «литвинов», встречавшийся как до, так и после принятия христианства, в ходе которого плакальщики пели над покойным: «уходи, покойный, из лишений этого мира в лучший мир, где разбойники немцы над тобой хозяйничать не будут» (Za czasów pogańskich, a nawet po przyjęciu chrześcijaństwa, kiedy grzebano Litwina albo Prusaka, płaczkowie śpiewali nad nim: Idź nieboże z nędzy tego świata na lepszy, gdzie drapieżni Niemcy tobie panować nie będą).
Язык литвинов
В комментариях к Гражине, среди остальных памятников литовской литературы (między innymi zabytkami literatury litewskiej) Адам Мицкевич упоминает также «поэму литвина Донелайтиса о четырёх порах года, написанную гекзаметром» (poemat Litwina Donalejtysa o czterech porach roku, heksametrem napisane), и являющуюся описанием «обычаев литовского народа» (obrazem obyczajów ludu litewskiego). Очевидно, автор называет «литвином» автора 18 века Кристионаса Донелайтиса, автора поэмы «Времена года», жившего в Восточной Пруссии, о которой Мицкевич говорит как о «глубокой Литве под прусским владычеством (głębokiej Litwie, pod panowaniem pruskim). По ряду свидетельств, «Времена года» Донелайтиса были в свое время высоко оценены гением немецкой поэзии Иоганном Вольфгангом фон Гёте.
«Литовским» Мицкевич называет также язык, на котором разговаривало автохтонное население земель Тевтонского ордена — впоследствии Восточной Пруссии. Хотя это и не совсем верно с лингвистической точки зрения – язык пруссов не был идентичен литовскому языку, хотя и был ему родственен – Мицкевич подчеркивает тем самым балтскую принадлежность «литвинов». Пересказывая сюжеты древних сказаний, Мицкевич утверждает, что некто Рикселус (Rixelus), прусс по происхождению, находясь с визитом у немцев, желал исполнить им песню на родном литовском языке (ojczystym języku litewskim). Крестоносцы же под угрозой смертной казни запретили урядникам и всем приближенным ко двору использовать литовский язык (Krzyżacy pod karą śmierci zakazali urzędnikom i wszystkim zbliżającym się do dworu używać języka litewskiego).
Необходимо отметить, что Мицкевич при описании взаимоотношений с крестоносцами упоминает славян и Литву (Sławianom i Litwie) как две разные общности.
Миндовг
Мицкевич вовсе не считает Миндовга первым литовским властителем. Таковым он признает «первого короля литвинов, Вайдевута» (pierwszego króla Litwinów, Wajdewuta) – легендарного персонажа истории древних балтов, жившего, по преданию, в 6-м веке.
Тем не менее, характеристика, данная Мицкевичем Миндовгу, весьма интересна: «великий князь литовский, первый, вознесший Литву, освобожденную от чужого влияния, к значительной мощи, и ставший страшным для соседей» (wielki książę litewski, pierwszy, który Litwę spod obcego wpływu uwolnioną do znacznej potęgi wyniósł i stał się strasznym sąsiadom). Таким образом, эпохи, предшествовавшие 12 веку – расцвет Полоцкого и Турово-Пинского княжеств, Адам Мицкевич не рассматривает как эпоху процветания Литвы, а называет ее периодом «чужого влияния», а соседи зарождавшегося ВКЛ – очевидно, предки современных белорусов – по мнению Адама Мицкевича, считали Миндовга «страшным».
Быт и хозяйство
Говоря о литовских пиршествах, Мицкевич отмечает, что главными яствами на них были дичь и мёд (A na źwierzynie nie brakło i miodzie — dwa główne artykuły uczty u Litwinów dawnych) – типичные продукты культуры охотников и собирателей, но не земледельцев, которыми уже несколько столетий на момент описываемых событий являлись славяне.
Мицкевич упоминает и старолитовский календарь, ориентированный на движение звезд (nim zajdą siedmiorakie gwiazdy; litwini mieli właściwy sobie sposób oznaczania pór roku, miesięcy i godzin).
Интересно и упоминание типичного вооружения «литвинов». В то время, как у славян широкое распространение нашли мечи (ср. произведение «Меч князя Вячки» Леонида Дайнеко; именно мечом Изяслав защитил мать Рогнеду от посягательств Владимира), литвины предпочитают топоры и булавы, свое самое страшное оружие (topory i maczugi, najstraszniejsza broń Litwinów).
Огонь
Выше отмечалось, что литвины сжигали на кострах покойников, иногда – вместе с живыми людьми. Но живых людей сжигали не только при погребении. Следующим образом Адам Мицкевич описывает обращение литвинов с пленными: «военнопленных, в частности немцев, литвины сжигали в качестве жертвы богам» (brańców wojennych, szczególniej Niemców, Litwini palili na ofiarę bogom).
В некоторых случаях самосожжение было формой ритуального самоубийства (которое в христианстве считается тяжким грехом). Мицкевич отмечает:
«Литвины при тяжелой болезни или большом несчастье имели обычай заживо сжигать себя в домах. Первыми свою жизнь добровольной смертью на жертвеннике кончали их король и главный священник Вайдевутас, а также его наследники. Такое самоубийство должно было, по их мнению, иметь большую защитную силу» (Litwini w ciężkiej chorobie lub w wielkiem nieszczęściu zwykli byli żywcem palić się w domach. Najpierwszy ich król i arcykapłan Wajdewutas i jego następcy na stosach dobrowolną śmiercią pospolicie żywot kończyli. Takowe samobójstwo w mniemaniu ich bardzo zaszczytnem było).
Итак, кто же они, литвины Мицкевича?
Это охотники и собиратели, вооруженные булавами и топорами, сжигающие своих пленников во славу языческих богов, сжигающие своих покойников и сжигающие сами себя в случае опасности, говорящие на языке Кристионаса Донелайтиса, носящие балтские имена, возглавляемые вайделотами, воспевающие Криве Кривайто и Вайдевута, поклоняющиеся ужам, строящие языческие святилища, пребывавшие до 13 века «под чужим влиянием», и лишь в 13 веке обретшие мощь и наводящие страх на соседей.
Заметим, что традиции язычества до сих пор чрезвычайно сильны в Литве, последней в Европе принявшей христианство. В Литве действует языческая община Ромува. В честь языческих божеств вновь возводятся жертвенники и строятся святилища, а вопрос государственного признания балтского язычества рассматривается на парламентском уровне. Однако с облегчением можно констатировать: за прошедшие шесть веков балтские боги стали намного менее кровожадными…
Артур Гриневич
