Не так чтобы союз
Европа на этапе фрагментации. На всем континенте традиционные партии сдают позиции новичкам — вчера образованным движениям с одной общей чертой: они выступают против «традиционалистов». В Италии, например, правительство сформировали две партии — хотя нет, это партия и движение, которое категорически отказывается называть себя партией, — «Лига» и «Пять звезд», у которых в программах из общего разве что только борьба с теми самыми «традиционалистами». Или возьмите оплот европейской демократии Германию, получившую по итогам выборов 2017 года самый фрагментированный за послевоенную историю парламент: семь партий. После выборов 2013-го в бундестаге было четыре партии, и законодательная машина была куда более дееспособной. В Нидерландах количество партий, представленных в парламенте, выросло с 10 после выборов 2010 года (для остальных европейцев и эта цифра — признак надвигающегося хаоса) до 13 в 2017-м. В парламенте Чехии в 2006 году было пять партий, сейчас девять.
Есть ли опасность в такой раздробленности? Конечно, сложнее договариваться, формировать правительство (побочный эффект — временный паралич власти) и находить компромиссы, если кто-то решит искать. В Германии в 2013 году переговоры о формировании правительства шли 86 дней. Четырьмя годами позже те же партии — ХДС/ХСС и СДПГ — 136 дней дискутировали о том, смогут ли они снова работать вместе. Но у Германии была Ангела Меркель, которая продолжала руководить страной во время переговоров. Зато Европа от внутригерманских политических потрясений пострадала: Берлину было не до Брюсселя. О чем сожалел президент Франции Эммануэль Макрон (сам, кстати, пришедший к власти как борец с политическим «традиционализмом»): его предложения по реформе еврозоны были отложены в долгий ящик. Не до Европы, мол, немцам, между собой бы договориться. Делать это все сложнее.
И вот на фоне этой внутренней раздробленности в румынском городе Сибиу проходит неформальный саммит ЕС. Полагали, что он пройдет уже после брексита, а потому главной целью было продемонстрировать единство: мол, одна ушла, но 27 остались — будем жить еще дружнее. На самом деле — ни брексита (Великобритания — как жена, мужу изменившая, на развод подавшая, но съезжать из квартиры не намеренная), ни единства. Но говорить о нем — хотя бы говорить — надо. Приняли Декларацию Сибиу о стратегии ЕС на пять лет. Не обошлось, конечно, без ритуальных заклинаний вроде: «Мы сильнее в этом все более нестабильном и сложном мире, когда едины», «Мы будем едины, несмотря ни на что. Мы будем проявлять солидарность друг с другом в трудные времена, и мы всегда будем вместе». Любой семейный психолог скажет: когда так заклинают — проблемы налицо. ЕС хоть и называется союзом, на деле им является не совсем.
Канцлер Германии Ангела Меркель убеждает, что «действовать вместе — лучше», президент Макрон призывает к «европейскому Ренессансу» и называет так список своих кандидатов на выборах в Европарламент, которые пройдут 23—26 мая. Его европейский список, как и французский перед этим, — против традиционалистов. А значит, и против Меркель в каком-то смысле: он уже заявил, что не считает себя связанным обязательствами в отношении «ведущего кандидата» и не станет поддерживать кандидатуру Манфреда Вебера на пост председателя Еврокомиссии. Вебер — кандидат Меркель.
По итогам выборов ждем самого раздробленного парламента в истории единой Европы, в нем будет много правых и популистов. Ну и жесткой борьбы за руководящие посты тоже ждем. Председатель Европейского совета Дональд Туск, уже пригласивший руководителей стран ЕС на послевыборный ужин в Брюссель 28 мая, сказал: «Консенсус всегда лучше голосования, но у меня нет иллюзий о том, что консенсус будет легким или что он вообще будет возможен». Кстати, именно игнорирование итогов выборов при назначении руководителей ЕС — одна из основных претензий традиционным партиям: «Нами руководят люди, которых мы не выбирали». Единство, единство… Какое такое единство?
Инесса Плескачевская, «СБ. Беларусь сегодня»