Что символизировал первый спутник, запущенный в СССР в 1957 году? То, что страна идет правильным путем, что вопросы военно–стратегического паритета с США — не досужая выдумка кремлевских пропагандистов, что новый общественный строй способен не только на идеологические прожекты. Но все же не это было главным. Главное — это чувство гордости, чувство, что все мы тогда состоялись. Причем состоялись во всех смыслах: цивилизационном, военно–техническом, инженерном и далее по списку. Философия спутника — это философия состоятельности, философия собственного достоинства и достоинства твоей страны.
Почему американцы, англичане, иные состоявшиеся нации до сих пор переживают чувство собственного превосходства как данность, как то, что укоренилось в поколениях, что есть и будет всегда? Скажут, почему бы и не быть этому чувству, если за плечами, скажем, Англии первые университеты, первый парламент, Шекспир и Голсуорси, великие изобретатели и жесткие завоеватели, грабившие колонии во имя процветания конкретной страны и во многом добившиеся своего. Здесь активность нации, ее пассионарность (по Гумилеву) выражается не в проектах и уверениях в том, что кого–то и когда–то ждет великая будущность, а реализованная будущность, состоявшаяся будущность, от многовековой и эффективной монархии до паровоза Стефенсона.
В этом смысле в чем слабость славянофильской традиции при всей ее привлекательности? В том, что достаточно часто чувство национального достоинства доказывается путем апелляции к будущему, к потенциальным результатам. Но была и реальность.
Следующим важнейшим элементом той «философии спутника», которая все же была реализована, стали события Великой Отечественной войны. Надписи солдат–победителей на рейхстаге в 1945 году стоят творений эпохи Возрождения: мир действительно получил шанс к возрождению, тяжело, с кровью преодолев болезнь коричневого оттенка. И далеко не случайно на этом, послевоенном подъеме появились и Королев, и Гагарин, и сам спутник. Но подъем прервался, и сейчас не стоит вспоминать, почему это случилось. Вопрос в другом: что (или кто) станет зримым проявлением философии спутника в условиях XXI века?
Здесь многое уже делается: и национальный спутник — не мифический, не «общий» у нас полетел. Но думается, что все эти процессы на уровне перспектив социума представляют парафраз прошлого, поскольку есть потребность в новом качественном рывке. Вопрос ведь в том, чтобы быть первыми и все равно, где и как это произойдет. Философия спутника требует не находиться в группе лидеров, а быть лидером. Когда–то отец братьев Кеннеди, Джозеф Кеннеди, учил своих детей так: «Не важно, как ты достигнешь своей цели, но ты должен быть первым, а не вторым или третьим». «Мой сын будет президентом США», —– решил Джозеф, сколотивший состояние на ниве бутлегерства. И отправил старшего сына воевать, «делать» президентскую биографию. Но сын, летчик, погиб, взорвался в воздухе. Тогда, сказал Джозеф, президентом станет мой второй сын, Джон. И Джон стал им, написав однажды брату на книге: «И последние станут первыми».
В нашей национальной психологии, ментальности этот мотив прослеживается плохо. У нации всегда были во главе угла иные приоритеты, связанные с толерантностью, общинностью, коллективизмом и иными замечательными качествами. Все эти черты можно и нужно укреплять, но почему бы их не дополнить иными социальными качествами, связанными с большей активностью, большей наступательностью, большей самостоятельностью и т.д.? Вот говорят: какие мы молодцы, не ходили в Крестовые походы, не знали инквизиции, не преследовали инакомыслящих — и это все так. Но зададим сами себе неожиданные вопросы: а кого было преследовать–то? Своих Джордано Бруно и Галилеев не было, в том числе и потому, что нужно было желание стать первыми, нужна была страсть пассионарного (энергетического, активного) порядка. Другими словами, надо культивировать стремление, желание стать первым, желание открыть новые миры, новые технологии, написать небывалые романы и назвать своими именами новые звезды, никому не ведомые звезды.
Скажут: желания мало. Это верно, но столь же верно и то, что если не трансформировать идеологию, психологию на решение революционных задач, то этих революций — в образовании, культуре, технике — будет явно недостаточно. Лозунг «абы тихо» популярен не только у нас и содержит в себе реальную правду жизни, по себе люди знают. Но если всегда «тихо», то когда же придет время «форте»? Нация «пиано» жизнеспособна в очень узких пределах, смысл ее существования заключается в слове «выживаемость», но этого сегодня явно мало. И речь не идет, как это очевидно, о призыве штурмовать небо, ну а все же, вдруг у кого–то из Бреста или Витебска это все же получится?
«СБ. Беларусь сегодня»
