Европейская либеральная общественность выдохнула с облегчением: Вилдерс (читай — правый популизм) не прошел! И сочла результаты выборов в Нидерландах хорошим знаком: волна популизма пошла на спад, все возвращается на круги своя. О Голландии теперь на время можно благополучно забыть: пусть формируют правительство (на это уйдут недели переговоров), выращивают тюльпаны и едят селедку.
Вот переживем еще выборы во Франции и Германии, и будет business as usual, что в данном контексте лучше перевести «политика как обычно». Напоминают, что первой оптимистичной ласточкой стала Австрия, в которой на президентских выборах ультраправый кандидат потерпел поражение.
Президентский пост в Австрии больше церемониальный, но сейчас любой признак поражения популистов имеет значение. Но насколько оправдан этот оптимизм и сможет ли европейская политика стать «прежней»?
Начнем с того, что у людей (электората) проснулся задремавший было в «тучные годы» интерес к политике и более того — чувство ответственности. Что показывает, например, рекордная явка в Нидерландах: более 80%. Такого здесь не видели с 1981 года.
В Австрии на президентских выборах явка была около 75% — тоже рекорд. Оптимисты при этом предпочитают не говорить о том, что голосовать по поводу брексита пришли 72% имеющих право голоса, причем активнее шли те, которые голосовали за выход.
Но сегодня «фактор Трампа» и чувство неопределенности, которое вызывают внутренняя и внешняя политика новой администрации США, начинают играть против его последователей.
В Нидерландах Вилдерса называют проигравшим, рейтинг партии «Альтернатива для Германии» опустился до 8 — 10% (а в середине прошлого года доходил до 15%), и только Марин Ле Пен во Франции предрекают уверенный выход во второй тур президентских выборов, но там — проигрыш. Возможно, разгромный.
Но так ли все на самом деле, как кажется оптимистам от политики? Посмотрите на ту же Голландию (пока ее не забыли до следующих выборов).
Гирт Вилдерс и его Партия свободы ведь на самом деле выборы не проиграли: получив 20 мест в 150–местном парламенте, они улучшили свой показатель пятилетней давности на пять мест. И если с 2012 года они были третьей партией страны, то сегодня стали второй. Разве это поражение? О поражении скорее надо говорить действующему премьер–министру Марку Рютте и его «Народной партии за свободу и демократию»: получив самое большое количество мест в парламенте (33), они тем не менее проиграли — в предыдущем парламенте у них было на девять мест больше.
Ввиду особенностей голландской политической системы, которая подразумевает обширную правящую коалицию, Марк Рютте снова может стать премьер–министром.
Но политика его неизбежно изменится. Вернее, уже изменилась. Вспомните хотя бы, что ему пришлось перенять кое–что из риторики Гирта Вилдерса, когда случился конфликт с президентом Турции Реджепом Тайипом Эрдоганом. Кстати, рейтинг Рютте обогнал Вилдерса лишь накануне выборов и не в последнюю очередь (а многие эксперты говорят, что в первую) именно из–за «турецкого» конфликта. Граждане смогли убедиться, что действующий премьер мужик крепкий и отпор, если надо, даст кому угодно.
Решительные политики сейчас в тренде. Пол значения не имеет: никто не упрекнет в отсутствии решительности Терезу Мэй или Марин Ле Пен.
Налицо и другая политическая тенденция Европы: все правеют.
Вернемся в ту же Голландию (раз уж она объявлена лакмусовой бумагой текущего политического момента): запретить финансирование мечетей и исламских организаций из–за рубежа (а оно идет в основном оттуда) сегодня требует не только Вилдерс, но и христианские демократы. Другие партии выдвигают идею лишать нидерландского гражданства членов террористических группировок. Так что Вилдерсу совсем не обязательно становиться премьер–министром для того, чтобы претворять свои идеи в жизнь. За него это сделают другие, менее радикальные, но желающие остаться во власти политики.
Европейский электорат предпочитает если не популистов, то правых.
Потому что сегодня популизм и поправение в Европе питает не только миграционный фактор (хотя в первую очередь, наверное, все–таки он), но и слабый экономический рост, высокая безработица и имеющееся среди определенных слоев населения ощущение, что глобализация, обещавшая так много, проскочила мимо.
Если посмотреть на карту, то регионы, где больше всего поддерживают Марин Ле Пен, почти совпадают с регионами с самой высокой безработицей (средняя безработица во Франции 10%).
А в поражении (мы ведь договорились, что это все–таки поражение?) Марка Рютте значительную роль сыграл не только миграционный фактор, но и принятые в последние несколько лет меры жесткой экономии и сокращение социальных льгот.
Так что не стоит списывать популистов с политических счетов. Это может дорого обойтись.
«СБ. Беларусь сегодня»