Для русской эмиграции 22 июня 1941 года стало определяющим днём, когда довоенный раскол на «оборонцев» и «пораженцев» достиг своего логического предела. Основная часть европейской эмиграции, хотя и имела свое мнение о новой войне, осталась в стороне от участия в событиях и ушла в частную жизнь. «Пораженцами» же, составлявшими большой процент активного меньшинства, начало войны было встречено с ликованием. Чины разнообразных объединений, кружков, ещё худо-бедно продолжавших существовать в оккупированной Европе движений, витали в туманных облаках иллюзий относительно собственной значимости, планов немцев и грядущего уже в ближайшие месяцы возвращения домой. Эмигранты желали поскорее помочь немцам в их войне, борясь, как им виделось, за русские интересы.
Учреждённые оккупационными властями институты, казалось, давали этим надеждам некое основание. Комитет взаимопомощи русских эмигрантов в Париже, контролировавшийся СД и возглавляемый Юрием Жеребковым и Владимиром Модрахом, выпустил обращение к русской эмиграции. «22-го июня 1941 года явится в современной истории одной из самых знаменательных дат: Верховный Вождь Новой Германии, духовный водитель национал-социализма, Адольф ГИТЛЕР в это день отдал приказ своим войскам положить предел коварству и интригам Советского Правительства и объявил войну С.С.С.Р., кабалистическому псевдониму плененной иудо-коминтерном России». Комитет пригласил эмигрантов «письменно подтвердить готовность слить на любом поприще их усилия с усилиями внутри-российских националистов и жертвенностью национал-социалистической Германии». [1] Более мелкие и формально независимые эмигрантские организации держались схожей линии.
26 июня с обращением выступил Великий Князь Владимир, поддерживая «крестовый поход против коммунизма-большевизма» и призывая эмигрантов «способствовать по мере сил и возможностей свержению богоборческой власти и освобождению нашего Отечества от страшного ига коммунизма». [2] В тот же день Комитетом Взаимопомощи была открыта запись добровольцев: анкета содержала общие биографические вопросы, среди которых выделялся лишь пункт «Какую часть России хорошо знаете». [3] СД, одобрившая акцию, всё же сделала запрос в Берлин на случай, если добровольцев окажется слишком много. 28 июня Париж повторно запросил Берлин, сообщив, что от Комитета получено обращение — эмигранты готовы «в любой приемлемой для национал-социалистической Германии форме предоставить себя в ее распоряжение для борьбы за уничтожение иудо-коммунистического ига». Кроме Модраха и Жеребкова обращение подписали генералы Николай Головин и Михаил Граббе, а также митрополит Серафим (Лукьянов). Одновременно князь Владимир отправил Гитлеру свое обращение с сопроводительным письмом. [4]
Ответ Берлина не заставил себя ждать: 29 июня министр иностранных дел Иоахим фон Риббентроп послал немецкому послу во Франции Отто Абецу телеграмму, в которой рекомендовал пока занять выжидательную позицию. Он также доверительно сообщил, что правительство рейха не заинтересовано в участии эмигрантов в войне против России. Решение было закреплено 30 июня: на специально созванном совещании в МИДе обсуждались вопросы участия европейских добровольцев в походе против СССР. Представители ОКВ, СС и один из руководителей будущего Восточного министерства Георг Лейббрандт решили, что ни сторонники Великой России, ни эмигранты-сепаратисты в общем случае не должны приниматься добровольцами в вермахт. Желавших послужить в вермахте изгнанников не следовало регистрировать, а на их обращения предписывалось реагировать мягко, но без конкретных обещаний. Лишь в частных случаях предполагались исключения из правила, если какой-то эмигрант был необходим для выполнения особых задач.
Теперь настало время проинформировать посольства в разных европейских странах. В некоторых государствах эмигранты устроили настоящее паломничество к немецким сановникам, что последних порядком утомляло. 2 июля статс-секретарь МИДа Эрнст фон Вайцзекер разослал по немецким посольствам в Европе специальный циркуляр. Обычным эмигрантам требовалось достаточно твёрдо указать на дверь; в качестве отговорки было рекомендовано указывать, что в случае пленения с эмигрантами не будут обращаться в соответствии с нормами международного военного права. [5]
С изгнанниками, имевшими влияние, обошлись менее вежливо. 5 июля Риббентроп через Абеца направил Великому Князю Владимиру резкий ответ. Правительство ознакомилось с его призывом и нашло его затрудняющим задачу вермахта; призыв якобы усиливал сопротивление Красной армии, играя на руку советской пропаганде, давая ей повод говорить о грядущем возвращении царской власти. От Великого Князя требовали сообщить, кому он уже направил свой призыв и отказаться от его дальнейшего распространения, как и от любой политической деятельности. В случае же отказа ему грозило немедленное интернирование. Разумеется, Риббентроп приказал установить за Великим Князем строжайшую слежку и воспрепятствовать публикации призыва во французской прессе. [6]
Этот контекст необходим для впервые публикуемого документа от 5 июля 1941 года, в котором Адольф Гитлер даёт свою оценку ситуации. По форме этот отрывок является одной из «застольных бесед», что с учетом последних исследований [7] неизбежно ставит вопрос, насколько дословно были воспроизведены рассуждения Гитлера. Тот факт, что текст [8] был сохранен среди своих бумаг Вальтером Тисслером, сотрудником управления пропаганды НСДАП и одним из ближайших помощников Йозефа Геббельса, как и то, что слова в данном случае не расходятся с вышеупомянутыми указаниями немецкого МИДа, заставляет отнестись к изложению с доверием. [9] Документ публикуется впервые в нашем переводе.
«Копия с копии.
Главная ставка фюрера
Суббота, 5 июля 1941 года
За обедом шеф высказался о русской эмиграции:
Национальная Россия для нас опаснее, чем большевистская; последней, после того, как мы ее разобьем, понадобится двадцать лет для восстановления, в то время как руководство национальной России постоянно видело в нас противника. Уму непостижимо, насколько холуйски вел себя [кайзеровский] рейх по отношению к русскому правительству. Вопреки всем докладам военного атташе это подобострастное отношение тянулось до самой войны, хотя годами шли сообщения о враждебных Германии настроениях при дворе, о том, что и царица вовсе не дружелюбна к Германии.
Немецкий склад характера чужд русскому существу: наши чувство долга, чистоплотность, тяга к порядку, трудолюбие неприятны русским. Русский гораздо больше тянется к Франции: во французской легкости жизни, в отсутствии глубоких проблем, в грязи там и сям, в беззаботности он видит родственную натуру. Этим объясняется и то, что эмиграция обосновалась в Париже, а не в Германии, другой ее центр в Белграде. Все эмигранты говорят по-французски, но почти никто по-немецки. Если бы они снова пришли к власти, то их правление было бы дружественным Франции и враждебным Германии.
Следует обдумать, а не оставить ли в России несколько политкомиссаров, чтобы передавать в их руки князей, коли последние ступят на русскую территорию.
Поводом для этих высказываний шефа было письмо, в котором Великий Князь Владимир на правах русского царя сообщил фюреру, что собирается выступить с призывом к своему народу. Ему дадут понять, что это нежелательно».
[1] Stanford University, Hoover Institution Archives, Boris I. Nicolaevsky Collection (далее HIA/Nicolaevsky), Box 755, Folder 1-4. Обращение к российской эмиграции, 22 июня 1941.
[2] Бюллетень Объединения Лейб-Гвардии Московского полка Nr. 87, Париж, 23 августа/8 сентября 1941 г., с. 2.
[3] HIA/Nicolaevsky, Box 755, Folder 1-4. Анкета, июль 1941.
[4] Akten zur Deutschen Auswärtigen Politik 1918-1945, Serie D: 1937-1941, Band XIII.1, S. 79.
[5] Akten zur Deutschen Auswärtigen Politik 1918-1945, Serie D: 1937-1941, Band XIII.1, S. 67.
[6] Akten zur Deutschen Auswärtigen Politik 1918-1945, Serie D: 1937-1941, Band XIII.1, S. 79.
[7] Mikael Nilsson, Hitler Redux: The Incredible History of Hitler s So-called Table Talks, London/New York, Routledge/Taylor & Francis Group, 2020.
[8] Bundesarchiv Berlin, NS18/1396, Bl. 89-90. По соседству отложились две других застольных беседы, от 5 и 11/12 июля 1941 г. Ibid. Bl. 87-88, 91-94. В отличие от обсуждаемой выше они хорошо известны и уже публиковались раньше, см. к примеру Хью Тревор-Ропер, Застольные беседы Гитлера, М., Центрполиграф, 2004, с. 31-32, 33-36.
[9] Можно также указать на речь Альфреда Розенберга, произнесенную несколькими днями раньше: «Мы не ведем “крестовый поход” против большевизма сегодня лишь для того, чтобы навсегда освободить “бедных русских” от этого большевизма. Нет, — для того, чтобы проводить немецкую политику и обеспечить безопасность германского рейха… Война с целью создать неделимую Россию поэтому исключается. Замена Сталина новым царем или даже назначение вождя-националиста как раз и приведет к мобилизации всей энергии [населения] на этих территориях против нас».
International Military Tribunal (IMT), Volume XXVI, Document 1058-PS. Rede des Reichsleiters A. Rosenberg, 20 июня 1941.
Бэйда О., Петров И.
