Реалии белорусского новояза

Мы живем в эпоху, когда обезличенные лексемы «лол», «кек», «спс» и им подобные языковые уродцы наполняются смыслом и содержанием. Кажется, что для интернет-языка такой тренд некритичен. Трудовые аллюры настолько стремительны, что время на лишнее набранное слово может стоить карьеры. В самом деле, кто сегодня использует в переписке традиционные формулы вежливости? Так немудрено прослыть старомодным, отставшим от трендов. Как вести деловую переписку, чтоб тебя приняли за своего, как сокращать текст до состояния сушеной воблы – об этом написано немало современных трудов. Даже карточки сделали для тех, кто устал от избытка букв, но при этом жаждет быть убедительным.

Но что же происходит с литературным языком? Меняется ли он и то, как мы его воспринимаем? Безусловно. И дело здесь не столько в естественных, стихийных процессах, которые в принципе нормальны и закономерны – языковая норма подвижна, сколько в манипуляции общественным сознанием. Казалось бы, какая мелочь – языковая игра. Однако парадигма языковых средств определяет категории нашего мышления. Помните знаменитый роман-антиутопию «1984» Джорджа Оруэлла? Филолог Сайм, который работал над словарем новояза, изрек хорошую фразу:

«Ну скажите, для чего нужно слово, которое есть полная противоположность другого? Слово само содержит свою противоположность. Возьмем, например, «голод». Если есть слово «голод», зачем вам «cытость»? «Неголод» ничем не хуже, даже лучше, потому что оно – прямая противоположность, а «сытость» – нет. […] В итоге все понятия плохого и хорошего будут описываться только шестью словами – а по сути, двумя. Вы чувствуете, какая стройность?»

Новояз, к которому постепенно приучают белорусское общество, более примитивный, поскольку авторы идеи в лице западных политических сил преследуют менее глобальные цели. Действуют они через популярные в народе (читай: негосударственные) массмедиа. Молодые редакции, новые форматы, неизбитые сюжеты, неожиданные инсайты – вместе с увлекательным чтивом так легко и приятно поглощать продукты пропаганды. С большего говоря, со времен холодной войны мало что поменялось. Взять то же «Радио Свобода» – все знают, что по ту сторону враг, но добровольно от такого контента не отказываются: альтернативная повестка сладка, как запретный плод.

Не открою тайну, если скажу, что польское слово miasto означает вовсе не место, а город; английское magazine – журнал, а не магазин; немецкое angel – удочку или петлю, а вовсе не ангела. Такое явление очень распространено и называется межъязыковыми паронимами, или faux amis – ложными друзьями переводчика.

Именно на игре межъязыковыми паронимами базируется пропаганда изучения мовы в уже упомянутом «Радио Свобода». В региональной белорусской редакции грандиозного проекта Госдепа США есть рубрика «Мова», где некий Валентин Вечерко (Вінцук Вячорка) учит сограждан «правильному» белорусскому языку. Его задача – показать, что слова русского языка для белорусов неприемлемы, потому что у белорусских аналогов этих слов прямо противоположные значения и коннотации. Да, все как на плакате «Мама=мова». Железные аргументы. Но перейдем к примерам.

Прав ли автор, убеждая читателя, что белорусское слово «бясьпечны» по значению чуть ли не диаметрально противоположно русскому слову «беспечный»? Как минимум этот кейс показывает, что мовазнаўца Вячорка не знаком (или зеленая деньга заставила забыть) не только с такой категорией языка, как заимствование иностранных слов, но и с элементарными законами логики. Если бы он сравнивал исконно белорусское слово с исконно русским, было бы еще понятно. Но называя полонизм белорусской лексемой, автор материала просто обманывает читателя. Это как сравнивать зеленое с горячим, поскольку белорусский и польский языки относятся к разным подгруппам славянских языков: первый – к восточнославянской (как русский и украинский), второй – к западнославянской (как чешский, словацкий и другие).

Это же подтверждает и русско-польский словарь. Слово «безопасный» переводится как «bezpieczny». Удивительно, но корень этого слова означает заботу («opieka», «piecza»). То есть, по логике вещей, оно должно означать то же, что и в русском языке. Однако сами поляки признают, что это слово «bezpieczny» является отклонением от нормы, и его словарное значение отличается от словообразовательного и этимологического. Шах и мат, Вінцук Вячорка.

А вот и другой пример подмены белорусских слов полонизмами.

Мало того, что обозначенное как русское слово «бурить» берет свои корни в старонемецком, так оба слова, выданные автором под видом белорусских, являются калькой с польского языка. Так, слово «świdrować» переводится как буравить или сверлить, а «wyburzać» означает сносить. Неудивительно, что на таком языке в Беларуси говорит меньшинство, ведь это самый настоящий плагиат, сделанный с одной мотивацией: показать, что Россия чужая, построить манипулятивную дихотомию «друг-враг».

Обратите внимание, в таких примерах берутся слова с противоположной коннотацией. То есть они не просто означают разные явления. В паре таких слов одно описывает что-то положительное, а другое – нечто отрицательное.

Еще один образный, но неубедительный пример. «Katować» в переводе с польского означает истязать, а «pytać co» или «zapytywać» – спрашивать. Возможно, на территории Западной Беларуси (где и родился языковед, творчество которого мы анализируем), которая входила в состав Польши, и происходили подвижки с языковой нормой, но это не означает, что свое личное восприятие настоящего литературного белорусского языка нужно строить на сомнительных, субъективных представлениях.

На таких сомнительных, но вполне действенных с точки зрения манипулятивных технологий примерах строится вся рубрика Валентина Вечерко. К белорусским словам он относит слова запал (zapał = пыл), рушыць (ruszyć = двигаться), дыван (dywan = ковер) и многие-многие другие.

Не уступает в своих стараниях навязать свое видение белорусского языка и телеканал «Белсат», финансируемый МИДом Польши. Мотивация для создания таких рубрик следующая: «Многие из белорусов, называя белорусский язык родным, не могут свободно говорить на нем. Да и белорусскоязычным из-за отсутствия широкого языкового окружения не будет лишним усвоить новые слова, формы и правила». Интересно, почему это белорусы не говорят на языке, которому их так усердно учат? Может, потому что это искусственный конструкт?

Среди шедевров языкотворчества хочется отметить такие слова и словосочетания, как «имбрык каляхуе» (чайник закипает, а вы что подумали?), «электрацыя» (поезд-электричка), «цiшотка» (футболка), «тэчка» (канцелярская либо компьютерная папка), «адрэса» (адрес), «далькажык» (смартфон) и далябач (телевизор). И если «цiшотку» еще худо-бедно можно восстановить до английского T-shirt, то «электрацыя» и «далькажык» снимают все вопросы в адекватности языковедов, креативящих подобные конструкции для того, лишь бы «не як у маскалеў».

Если кому-то может показаться милым, что такие издания просвещают, как «говорят» белорусские животные (понимать в прямом смысле слова!), то раскачивание политической нестабильности в стране, когда для протестного движения придумывается собственный лексикон, уже не выглядит безобидной шуткой.

Бытует мысль, что белорусский язык планомерно уничтожался сначала в Российской империи, а потом и в СССР. Однако факты говорят, что, когда белорусские земли входили в состав Российской империи в конце XVIII века, все высшие сферы были тотально полонизированы, за этот период не напечатали ни одной книги на старобелорусском языке. Во времена же СССР в 1920-е годы проводилась политика белорусизации. Никакого курса на русификацию не было и близко: белорусскоязычных школ открывалось в 5,5 раз больше, чем русскоязычных. Но когда в конце 1950-х годов народу предоставили возможность выбирать язык обучения, советская диктатура развития мовы рухнула. Тогда же для широких масс стали доступны книги. Начали формироваться семейные библиотеки, которые у многих сохранились до наших дней. При этом белорусы не хотели читать книги на «роднай мове», не желали приобретать беларускамоўныя творы, предпочитая им шедевры мировой литературы.

Стоит ли сегодня верить людям, которые журят нас за использование русского языка в повседневном общении и говорят, что язык Пушкина не подходит для белорусов? Судя по «убедительности» их аргументов, вряд ли.

Мария Крутая