Председатель Союза писателей России Николай Иванов прошел две войны: афганскую и чеченскую, на последней он попал в плен и четыре месяца жил под землей… Спасли чудом.

Друзья предупреждают: «Больше не испытывай судьбу! На третьей войне тебя точно убьют». «Тогда сразу на четвертую поеду», – шутит он. И отправляется на Донбасс… Ему необходимо быть глубоко погруженным в материал, из которого потом рождаются повести и романы. Ведь когда о  поле брани начинают рассуждать так называемые «диванные войска», журналисты либо писатели, которые видели войну только в кино, читатели мгновенно об этом догадываются. И доверие к рассказчику сразу же пропадает.

В Беларуси разговор с автором более 20 книг, военным журналистом, награжденным медалью «За отвагу» и орденом «За службу Родине», выдался не столько литературным, сколько жизненным и откровенным.

Зачем писателю биография

У писателя должна быть биография, тот, кто лежит на спине и смотрит в потолок, может написать от силы одну-две книги, не более. Жизнь человеческая оказывается порой богаче любой писательской фантазии. Находясь в комфортных условиях, лелея и оберегая себя, невозможно выплеснуть на бумаге то, что тронет других. Поэтому приходится порой проползти на пузе, послушать свист пуль над головой, покорить недоступную горную вершину, попробовать выжить в тайге. Если у тебя не будет богатого жизненного опыта, вряд ли сможешь найти, а потом и удержать своего читателя.

Как выжить в плену

Я – очень «дорогой мужчина». В свое время чеченские боевики назначили за меня выкуп в размере миллиона долларов. Оценили, видимо, что пленник – писатель, полковник.

Меня посадили в яму, и я понимал, что никогда оттуда не выйду, потому что таких денег ни у кого нет.

Жил в нечеловеческих условиях: в мое жилище падали змеи, по ночам грызли мыши. Однажды вытаскивают на свет белый и начинают бить, потому что в газете «Известия» мой товарищ написал заметку о том, что писателя Иванова держат в плену чеченские уголовники. А газета попала им в руки.

– Твой друг писал?

– Мой.

– Тогда получай за него!

Поэтому каждое слово журналиста, особенно в критической ситуации, отражается прежде всего не на вас, а на тех, о ком  пишете. Если затрагиваете темы, касающиеся судьбы, репутации человека, тысячу раз подумайте, прежде чем разместить публикацию в СМИ.

Спустя два года после освобождения из плена снова приехал в Чечню. И выпускал там газету «Чечня свободная». Некоторые материалы, даже сенсационные, оказывавшиеся в редакционном портфеле, так и не выходили в печать. Разговариваешь с людьми, они входят в раж, говорят очень смелые вещи, не понимая, как завтра аукнется эта самая правда. Поэтому зарубал иногда даже очень интересный материал.

О чем думает человек перед смертью

По этому поводу читал в книгах разное… Со мной случилось странное. Вытащили из ямы, повели куда-то. Сняли мешок – вижу, стою возле могилы. А надо мной – голубое небо, которого четыре месяца не видел. Автоматы приставлены к затылку и чувствую, что осталось жить от силы пару минут. И я – полковник, офицер – думаю: какие ж они идиоты! Сейчас раздастся выстрел, мозги разлетятся и запачкают оружие. Им же придется потом его чистить. Такая вот странная забота в минуту роковую.

Почему Украина – больная тема

Сегодня в продаже километры книг о войне, но по большей части это все «стрелялки». Настоящая литература возникает там, где есть ситуация, где исследуются характеры героев, где прослеживаются движение их души.

Писатель, рассказывающий о войне, должен добывать материал. Я был в Сирии, на Донбассе, в Цхинвали. Темы для своих романов беру из жизни, в которой для писателя многое  значат штрихи.

Война для меня – это когда по колючей проволоке прыгает воробей, это когда на автомате у командира висит ключ от квартиры. Или идет, скажем, по Луганску старик-ополченец: в руках автомат, и он опирается на него, как на посох.

Приезжаем однажды к командиру блокпоста. Он открывает холодильник – и с дверцы падает магнитик… Он возвращает его на прежнее место, а тот снова падает… Смотрю, а на магнитике надпись — «Я люблю Киев». Такая вот деталь гражданской войны, сволочного время, когда брат стреляет в брата…

Приехал на 15-й блокпост, а там говорят: «У нас сегодня Ольгу Сергеевну хоронят». Как так? Прямо здесь? Вижу, стоит строй солдат, готовятся дать салют, а рядом могилка. Оказывается, Ольга Сергеевна – это собачка, которая прожила на блокпосту вместе с солдатами четыре года. Она задела растяжку, ей пробило легкие, но она все же приползла к своим… И вот ее хоронят… Как солдата. Такое нельзя придумать. Подобные картинки – это уже практически  книга.

Или еще сюжет. Приехал в Севастополь накануне референдума. Русскую общину там возглавляла Раиса Федоровна. Приходит к ней фронтовик, старик. «Правый сектор» выгоняет его из дома. Он плачет, волнуется, дрожит и ошибается, обращаясь к ней: «Россия Федоровна, помоги!». И  эта оговорка уже становится не просто случайностью, а неким мистическим символом, штрихом, который оказывается затем очень важным для писателя. Раиса, Россия… Такое сложно придумать, такое можно только подсмотреть из реальной жизни.

Верю ли я в Бога

Когда в очередной раз меня вели на расстрел, захотел перекреститься и понял, что не знаю как правильно: слева направо или справа налево. Вспомнил слово «православие». Значит, надо справа налево…

Вера – дело интимное, она не выпячивается, о ней громко не говорится… Девятнадцатилетний Женя Родионов, находясь в чеченском плену, отказался снять нательный крестик. Ему отрубили голову…

Вера не превозносится, а живет где-то внутри. Не стоит, наверно, трубить о том, что будешь молиться или поститься. Сейчас в этом плане хорошее время: человек может достойно нести свою веру.

Нужно ли глубоко «копать»

Я всегда отдаю материалы «на растерзание» профессионалам. Они хохочут, подкалывают, но после их правки читатель не упрекнет меня как автора в том, что при описании специфики той или иной сферы жизнедеятельности соврал или ошибся.

На днях встречался с парнем, сидевшем в тюрьме. Расспрашивал о том, что и как «в заведении» называется. Как  показалось, нашел удачный журналистский прием для романа: через лампочку, висящую в камере и потускневшую от горя, пытаюсь передать настроение ее обитателей. И вроде все красиво получается. Даю на читку профессионалам:

– Ребята, ошибка есть?

Они поулыбались и отвечают:

– Какая лампочка? Там нет их! В такой камере – матовое антивандальное стекло, которое не разбивается и через которое еле-еле пробивается свет.

Если глубоко вникнете в тему, тогда с первых же строк завоюете читателя, и он вам поверят.

Легко ли быть на войне

Журналист на войне – не главное действующее лицо. Главные здесь люди, которые выполняют боевую задачу и делают дело. Самое большое доверие к нашему брату, когда во время боевых действий командиры «заказывают» журналиста.

А вот пусть с нами полетит Саша Сладков! Или Евгений Поддубный! Или Алексей Самолетов! Эти люди действительно знают, как должен вести себя военный репортер во фронтовых условиях, чтобы выжить и при этом показать ход боевых действий предельно объективно, правдиво и честно.

Вот уже 12 лет веду курсы «Бастион», на которых готовим репортеров для работы в горячих точках, в экстремальной журналистике (на митингах, наводнениях, пожарах). Как одеваться, о чем спрашивать собеседников, как добывать материал – это целая наука.

На курсах обычно – более половины девчата. Поначалу они улыбаются: вроде все понарошку, всего лишь учеба… Но вот начинаются практические задания: происходит захват, их связывают наручниками под названием «нежность»,  привязывают друг к другу цепочкой, а потом гонят километров пять… И когда у тебя уже сбита «дыхалка», когда ты упал, а другие вынуждены тебя тащить, изнемогая от усталости, тогда и приходит понимание того, что здесь все не так просто, как представлялось нашему брату.

Когда на войну приезжает неподготовленный журналист, он рано или поздно оказывается в опасности. И потом его вынуждены спасть другие, рискуя собственной жизнью. Кстати, после окончания «Бастиона» процентов 70 из женского журналистского корпуса категорически отказываются ехать на войну. Значит, моя задача выполнена.

Кто они, герои современных романов

Надо активно популяризировать произведения, независимо оттого, откуда автор – из России или Беларуси, главный критерий мастерства – степень таланта. 

Сегодня издание книг, распространение, лидерство в литературе – это вопросы национальной безопасности. 

И очень хорошо, что власть начала наконец это понимать. Куда мы ведем общество, на каких идеалах оно будет воспитано – от этого зависит будущее наших стран.

Одна очень активная девушка в Гродно попросила меня  описать тремя эпитетами современную русскую литературу. Я ответил: «Совестливая, ответственная и профессиональная». По крайней мере такой бы хотел ее видеть.

В Союзе писателей России, как мы подсчитали, было всего 4 процента молодняка, тем, кому еще не исполнилось 35 лет. И тогда мы создали совет молодых литераторов, где собрали самых талантливых ребят со всей страны. Мы пригласили их на съезд, они долго общались и спорили с нашими стариками-классиками. А затем я посадил их всех в автобус и повез в Донецк, на Саур-Могилу, в Краснодон, на место гибели молодогвардейцев… Я сказал им: «Вот кто должен быть героем ваших романов! Вот каких книг ждет и наш Союз, и наши читатели! Вы должны жить без наркоза и писать о том, что действительно болит.

Светлана Илькевич