Владимир Мамонтов
Стою на «Гагаринском старте», месте, откуда первый космонавт улетал. Он представляет собой несколько рук-ферм, снабженных противовесами. Они смыкаются над бетонным котлованом. Если между ними поместить ракету, руки прочно, по-мужски, но нежно обнимут ее за талию. Талия ракеты от остального титанового тела отличается повышенной прочностью. И на первый взгляд, как и у многих женщин-тружениц, не видна. Руки держат на весу, пока ракета не воспламенится и не начнет вырываться.
Это похоже на любовь
Там с 1957 года — отсюда и первый спутник уходил — нет никакой электроники, голая физика-механика. На том же гениальном принципе сами собой держатся кирпичные арки — и гениальное произведение академика Владимира Бармина, главного конструктора стартовых комплексов. Ломаться нечему, потому тут состоялось уже больше 621 пуска, и все успешные. После отрыва, правда, бывало всякое (часть конструкции пришлось заменить после драматической истории со стартом Стрекалова и Титова в 1983-м, о чем позже), но по сути старик Ньютон не подвел Бармина ни разу.
Как только сила, влекущая ракету вверх, пусть ненамного, но превосходит тяготение, прижимающее руки-фермы к ее корпусу, и гул разносится по степи, и по бетонному туннелю-газоходу растекается огненный смерч, Земля притягивает к себе желтые круглые противовесы, старт, гулко ахнув, растерянно разводит руки в стороны — и ракета уходит, выскользнув из объятий, чуть вихляющей походкой, потому что гироскопы, отвечающие за вертикаль, у нее в голове, а она долготелая и приказы до двигателей доходят с легким опозданием.
Она уходит, очень по-женски, повинуясь чему-то земному и вечному, и противоборствуя ему, и отбиваясь — и опираясь.
В корабле космонавты хорошо ощущают, как ракета колеблется: амплитуда сантиметров пять-десять. Это нутряно волнует, против любой тренированной воли. А про перегрузки один космонавт сказал так:
— На что похоже, спрашиваете? На любовь. Если с вами крупная дама. И она сверху. Вам непросто, но вы улетаете.
Это похоже на чудо.
Здесь 26 сентября 1983 года космонавты Стрекалов и Титов уже сидели в корабле, до старта оставалась минута сорок восемь, когда раздался неприятный звук, а за ним пошла вибрация. Потом стихла. И началась опять.
Титов и Стрекалов подумали про нехорошее. Они оба в тот год уже летали неудачно, не смогли пристыковаться к станции.
А в это время на командном пункте среди прочих сидели генерал Шумилин и замгенконструктора ЦСКБ «Фотон» Солдатенков. Они-то видели: ракета загорелась. Случился катастрофический сбой подачи топлива в газогенераторы. Задачей Шумилина и Солдатенкова было оценить обстановку. Принять решение и по голосовой радиосвязи оповестить о нем двух других людей, находившихся на расстоянии 20 километров от старта, чтобы те в бункере управления порознь, но синхронно нажали две — каждый свою — кнопочки. Включающие систему аварийного спасения.
Она сработала. Пороховые заряды отстрелили спускаемый аппарат, парашюты раскрылись, Стрекалов и Титов приземлились в трех километрах от стартовой площадки, толком не успев понять, что произошло, но пожар — а дело было ночью — они наблюдали в иллюминатор, пока парашют в соответствии с законами гравитации и сопротивлением воздуха плавно нес их к земле.
Между аварийным отстрелом и взрывом ракеты, который обжег и перекорежил гагаринский старт, прошло три секунды.
Я спросил: а почему так витиевата цепочка, по которой отдавалась команда о спасении? «А представим себе, что одному из четверых что-то почудилось, пояснили мне. — Помутнело в глазах — и он, приняв это за черный дым, закричал в микрофон: «Жми!» Или, скажем, в бункере один решит, что слышал голос, а это глюк от усердия и перенапряжения извилины ответственности? Корабль отстрелят, полет насмарку, а космос — дело дорогое. Программа «Энергия» — «Буран», к примеру, равнялась по стоимости БАМу. Когда об этом узнал Горбачев, он тут же заявил: гонка вооружений в космосе нам не нужна».
На эту логику я, правда, ответил своей: а если наоборот? Если один подумает, что это у него в глазах помутилось, а это пожар? И готов был уже писать, что система наша деньги и технику спасала в первую очередь, а людей во вторую. И зря: оказывается, генерал и замконструктора должны передать согласованное сообщение. И они получили за него законных Героев Социалистического Труда.
Вернее оказалась ставка на человека, на его разум и ответственность. Так, кстати, было и с Гагариным: поскольку космос был тогда загадкой, то на всякий пожарный случай предполагалось, что Гагарин может там… сойти с ума. И потому код на включение ручного управления ему не сказали, а решили, что в критической ситуации отказа автоматики (если она возникнет) передадут три цифры с земли, чтоб до того вдруг ручку дергать не начал, а то себя угробит, корабль, годы труда. Такова была логика… э-э… осторожных. Но у тех, кто думал о спасении человека по имени Юра, логика была другая: а вдруг земля не успеет передать команду? Или прервется связь? И трое человек порознь, не говоря друг другу, шепнули код Гагарину: 125.
Не понадобился код. «Это потому, что осторожные все предусмотрели», — сказали мне знающие люди, упреждая от возможной легкомысленной морали сию басню. Возможно. Осторожные — они предусмотрительные.
Это похоже на катастрофу
Покинув «Гагаринский старт», едем мимо пустого города, в котором должны были жить люди. Его строили под программу вывода на орбиту тяжелых кораблей. Под Марс. Под ответ на «звездные войны». Степь, бетонные блоки, заложенные окна.
Едем мимо гигантского полуразрушенного здания. В нем окончил свои дни, погиб славный «Буран» и его носитель — циклопическая и элегантная «Энергия». Просто однажды в 2002-м, спустя четырнадцать лет после остановки этой амбициозной программы, рухнула крыша монтажно-испытательного комплекса. Обветшала — и рухнула, согласно все тем же законам тяготения.
Подумаешь, крыша: за это время страна рухнула. Все, что не летит, падает. Против Ньютона опять не попрешь.
Крыша и раньше обваливалась — кусками. Но «Бурану» это было нипочем. Он стоял готовенький — запускай хоть завтра. Но вот когда перекрытия обвалились целиком, а вслед травмированная «Энергия», хранившаяся с вакуумом в своем чреве, хлопнула воздушным шариком, да так, что втянутые стены гигантского цеха сместились к центру, от «Бурана», того самого, летавшего, успешно севшего, не осталось даже целого хвоста.
Но если быть честным, погиб он гораздо раньше. Еще до своего первого полета.
Это похоже на предательство
К первому старту «Энергии» на Байконур прибыл осторожный Горбачев. Он ходил по цехам, слушал доклады. Подошел к истомленным работникам — ракета на столе стояла уже несколько недель, ее якобы в сотый раз проверяли, а на деле ждали, пока высокий руководитель сыщет «окно» для поездки на старт. «Тут разные мнения есть, — обратился он к присутствующим. — Готова ракета — не готова, запускать, еще перепроверить, все взвесить?» «Запускать!» — выдохнули все присутствующие.
А это были особенные люди. Этот коллектив запустил триумфально Гагарина. Он пережил четыре неудачных запуска Н-1, огромной, похожей на Останкинскую башню ракеты для лунной программы. Последний старт был почти успешным — но программу закрыли: зачем эта гонка? Американцы уже на Луне!
Тогда они ждали решения Горбачева. «Запускайте!» — сказал он. И уехал — не оставшись на старт. Изумлению байконурцев не было предела: почему? Им пояснили: если вдруг пуск неудачен — в газетах напишут, что Горбачев хороший мужик, но не орел. Не волшебник. А полетит ракета — так перед американцами неудобно: талдычит, что против гонки вооружений в космосе, а сам запускает штуковину, которая, по мнению «Вашингтон таймс», «позволит Советскому Союзу создать систему орбитальных боевых станций и воспретить без его разрешения вывод в космос любых грузов». А станции предположительно начинят «лазерами, малыми ракетами, осколочными бомбами и спутниковыми боеголовками. Трех-четырех запусков новой ракеты хватит, чтобы создать действующую противоспутниковую систему на орбите», — цитирую по воспоминаниям Бориса Губанова, главного конструктора «Энергии».
Короче, кто не помнит — напомню: она полетела. Сохранилась видеозапись: тронувшись, наклоняется, как грузчик под поклажей, неся модуль «Полюс», имитирующий «Буран». У несведущих обморок (а мы-то с вами уже знаем про гироскопы и вихляющую походку нашей дивы), но тут же распрямляется, огненный поток под ней накаляется добела — и она летит! Летит! И отделяются ее двигатели (их на парашютах рачительно спускали на землю, чтобы использовать еще и еще раз) — расчетно! И главный модуль идет — расчетно! «Полюс», правда, подкачал, нырнул в Тихий океан, но он из другого КБ, и вообще это другая опера.
И люди плачут. Еще раз из Губанова: «Это те же инженеры, ученые, конструкторы, которые шли к такому финалу с разбегом в 20 лет и не по гладкой дорожке… Ликование и слезы — это, пожалуй, и самоутверждение. Их надо понять».
Это похоже на извоз
Потом полетел и успешно сел «Буран», но программу все равно прикрыли. Чтобы картина была полной, скажу: обрушенную часть МИКа отгородили стеной, и теперь на необрушенном пространстве собирают ракеты и спутники. Этот для французов. Этот — для индийцев.
Зарабатывать деньги — неплохо, важно, трижды славны те, кто сохранил Байконур в противовес политической близорукости и экономической разрухе, но они не ради денег старались. Деньги ли — 100 тысяч долларов за годовой полет? Счастья таким, как Стрекалов и Титов, любыми деньгами не купишь (но платить побольше стоило бы): знаете, чем их драматическая история закончилось? Знаете, конечно, но я напомню: они после той аварии не смылись подальше, а все-таки полетели — и не раз!
Стране тоже надо летать повыше.
Но в цеху все очень буднично: вблизи видно, что ракеты по швам заклеены подобием скотча, словно багажные тюки у осторожных в аэропорту, и увешаны холщевыми мешками с шариками, которые мы находим в коробках с новыми ботинками — они втягивают влагу. На тележках надписи, какая это часть ракеты и какой ракеты, их тут много. Чтоб не перепутать.
Это конвейер. Мы заняты извозом, и нашим ракетам таскать не перетаскать свои и чужие спутники, обслуживать МКС, поскольку американцы свою программу «Спейс Шаттл» уже отработали и закрыли, получив колоссальный опыт. И лунный опыт получили.
У нас идет ротация уже известного и отработанного до совершенства.
Эпилог
Эпилог, думаю, напишет время. На Байконуре, который еще вчера горячие головы собирались закрыть, посветлело: затевается совместный российско-казахстанский проект «Байтерек» — под наш новый носитель и новый корабль, которые вот-вот подтянутся. Но вопрос пока не снят: сумеем ли мы извлечь верные уроки из нашей драматической истории освоения космоса? Мне подтвердили специалисты: «Энергия» очень пригодилась бы нам сейчас, когда страна починила себе крышу, подлатала стены и размышляет не только о докторской колбасе, а о высокой цели, которая повела бы к технологическому прорыву, к подлинной модернизации, к оживлению целых секторов науки и экономики.
А пока корабль «Гагарин», который торжественно и празднично уйдет в небо 5 апреля, стартует на ракете, которая принципиально не сильно отличается от той, на которой Королев пульнул наш первый спутник. Фермы-руки обнимут ее привычно. Привычно отпустят. Привычка — не лучшее горючее любви.
«Известия», 2011.
