Это удивительное чувство мне и моим коллегам из России и Беларуси удалось испытать в очередной экспедиции журналистского сообщества «Друзья-Сябры» на Камчатке.
Здесь на девять часов раньше встает солнце; здесь твердь содрогается от тяжелых ударов сердца Земли, а из недр вулканов вырывается ее горячее дыхание. Камчатка. Для всех нас это слово звучит маняще и таинственно, а для меня — вдвойне: я там родилась.
Я всегда мечтала побывать там и не променяла бы этот маршрут ни на какой солнечно-пляжно-банановый рай. Красота экзотических южных стран другая: жаркая, сладкая, сусальная, а эта — суровая, мощная, властная. Истинно русская. Никогда раньше я не видала и думаю, что не увижу впредь такого красивого края.
Словно нос гигантского корабля, врезается в волны Тихого океана острый клин полуострова. Веками охраняют вход в Авачинскую бухту «Три брата» — скалы-исполины. Об их каменные колени с плеском разбиваются волны, а головы касаются облаков. Триста лет назад сюда — к берегам «земли, которая идет на норд», «понеже оной конца не знают», — отправился отважный Беринг, а еще раньше проникли вездесущие братцы-казачки. С тех пор отсюда начинается Россия.
Флейтистка и каюр
Этнодеревня «Снежные псы» гостеприимно открыла перед нами ворота обширной усадьбы, расположенной на тундровых землях. Ее хозяева —Андрей и Настя Семашкины и шестеро их детей (седьмого вскоре ждут). Насте тридцать четыре года, и она не выглядит отягощенной семейством, жизнью в тундре и бизнесом. Совсем напротив —стройная, энергичная, веселая. Чувствуется, что жизнь ей в радость. Супруги заняты любимым делом, семейный проект удачно реализуется, а главное — жива любовь. Ведь Камчатка — это всегда романтика и удивительные истории судеб. Вот и одна из них.
Настя — флейтистка, готовилась связать свою жизнь с музыкой. А потом встретила Андрея. Он на десять лет старше, увлекается гонками на собачьих упряжках и отлично поет под гитару. Под эти песни у костра и попала в сердце искра, из которой возгорелось пламя. С тех пор, слава богу, каждые два года в доме прибавляется по ребеночку, муж и жена вместе участвуют в знаменитых гонках «Берингия» и увлеченно строят свою этнодеревню. Ну, например, вот такие домики есть на ее территории.
А вот так их украшают по народным традициям камчадалов.
Андрей Семашкин — четырехкратный победитель «Берингии», директор Камчатского центра ездового спорта, Настя — единственная женщина-каюр. Она участвовала в гонках даже будучи в интересном положении. «Каюрят» и их старшие дети.
Семашкины держат 150 ездовых собак, оленей. В хлопотах по хозяйству заняты и взрослые, и дети. А как же школа? Обязательно! Тем более она «совсем недалеко — всего шесть километров». Когда ребятишки были маленькими, мама с папой возили их туда на снегоходе, а теперь уже сами носятся. Загрузились ватагой — и погнали по тундре…
* * *
В яранге, устланной шкурами диких животных и согретой живым огнем в очаге, нас встречает Эльвира — бывшая солистка ансамбля «Мэнго». Она поет и танцует корякские танцы так, что мы до боли отхлопали себе ладошки. Привыкли восхищаться восточной, латинской колоритной хореографией, а оказывается, северная ничуть не хуже: выразительная, живая, очень своеобразная. В полутемной яранге фантастическое зрелище создают мелькание ярких бисерных нитей головной повязки, украшений, черных кос, пластичных своеобразных движений.
Эльвира много рассказывает о коренных жителях Камчатки, об их быте и обычаях. В ее рассказе много нового для нас. Все привыкли считать, что северные народы долго вели самый примитивный образ жизни. Но как при этом они были приспособлены к жизни в суровых условиях, как сильны и выносливы, как рационально продуман каждый предмет предельно минималистичного быта! Вот, например, национальная одежда — кухлянка, универсальная на все сто процентов. Изделие по типу просторной рубахи шьют вручную из идеально выделанных оленьих шкур, мягких, как ткань, и таких же легких. Неподпоясанная модель длиной до колен — женская одежда, а если подпоясать — получается мужская. В обоих случаях кухлянка дополняется замшевыми штанами. Носить ее можно мехом внутрь и наружу, в зависимости от времени года. Сегодня кухлянки, сделанные по старинной технологии, стоят очень дорого, и на них всегда есть богатые покупатели. А для малышей камчадалы шили меховые комбинезоны, в которые клали мягкий мох вместо памперсов.
«Я тоже в таком выросла, — делится Эльвира. — Поверьте, в нем всегда тепло!»
Сегодня Эльвира работает с туристами. Кроме языков камчадалов и, разумеется, русского знает еще и английский. В ее жизни современной, прогрессивной, очень интересной женщины всегда присутствуют народные традиции и умения.
Недавно они с мужем вернулись из тундры, где несколько дней собирали бруснику, «а вообще больше отдыхали. В тундре в сентябре такая красота! Мы ставим большую палатку, у нас там все для хорошего отдыха. Даже душевая есть. Основной упор был на отдых, а брусники в этот раз собрали немного. Двадцать пять ведер…»
* * *
Ягоды и грибы в этих краях — отдельная тема. В тундре это сплошной ковер. Брусника, шикша, голубика, крупные кисти, прямо горстями — сумасшествие какое-то! И красота, особая красота осеннего камчатского ландшафта. На неярком солнышке играет цветовая гамма трав, кустов и причудливо изогнутых карликовых деревьев. Алые, золотые, винно-красные пятна вспыхивают под солнцем на зеленых и серых гобеленах мхов и лишайников…
Необъятная ширь, бездонное небо… А когда на этих просторах вдруг раздается протяжный вой ездовой собаки, который подхватывает сто пятьдесят других голосов, сразу вспоминаются рассказы Джека Лондона, мороз пробегает по коже. Древняя песнь, неясный и тревожный зов из глубины веков… Нет, все же не дано человеку ни подчинить природу, ни даже до конца постигнуть ее. Чтобы это понять, достаточно просто заглянуть в глаза северного пса — в глубокую ледяную голубизну.
Практически все собаки в питомнике — полукровки, вопреки нашему распространенному мнению о том, что камчадалы ездят на лайках и хаски. На самом деле метисы сильнее и выносливее чистопородных животных. Местные собаки — продукт смешения кровей камчатских ездовых, аляскинских, сибирских хаскикто, маламутов… Легенда усадьбы — сын лайки и волка Смелый, который блистал отвагой, силой, умом и иногда пытался вцепиться хозяину в горло, но в минуту опасности спас его от медведя. Получить от него щенят с хорошими качествами так и не удалось: рождались только волчата…
Оказывается, собаки страшно любят и просто рвутся бегать в упряжке, они обожают пьянящий адреналин, который брызжет в кровь, когда они летят по тундре со скоростью до 60 километров в час. Нестись так псы могут без остановки до 100 километров, что и делают во время «Берингии» — самой крутой гонки на собачьих упряжках в Евразии. Это азартное зрелище с большими денежными призами. Многодневный маршрут продолжительностью 1500 км пролегает вдоль побережья океана через села, связывая их нитью жизни и традиций, принося туда атмосферу праздника и гуманитарный груз, который везут вслед за гонкой. Пять долгих этапов с перерывами на отдых и, если нужно, на лечение собак, с риском сбиться с пути, если пурга заметет проложенный снегоходами след… Это жестко, опасно, по-настоящему экстремально.
Перед гонками очень много времени уходит на тренировки и подбор команды собак. Просто поставить вместе самых сильных нельзя, они не всегда могут «работать» вместе. У мохнатых «спортсменов» — своя иерархия и психология взаимоотношений, у каждого своя сильная позиция, которую нужно обыграть. При этом каюр должен быть «главным в стае», что получается не у каждого.
О, море, море…
У капитана катера Алексеича в рубке на столе обычный завтрак: большая чашка крепкого чая, оладьи и миска красной икры с воткнутой вертикально столовой ложкой. Алексеич рулит и неспешно вкушает по ходу свой нехитрый завтрак, выглядящий на Камчатке именно так. Как мы нарезаем по быструшке перекусить сало и огурцы, так здесь кладут на ломоть хлеба щедрый пласт чавычи, палтуса или густо намазывают бутерброд икрой. Разумеется, эти продукты по вкусу имеют мало общего с теми, что мы покупаем в наших магазинах, да и ассортимент здешний несравнимо шире. Рыба тоже радикально отличается от импортируемого к нам замороженного продукта.
В местных ресторанах ее очень часто жарят на гриле (камбалу, например); она свеженькая, прямо из моря, и это — что-то… А вообще рыба здесь — продукт на все случаи жизни: из нее варят суп, делают котлеты, тельное (рыбные зразы), стейки и вообще все, кроме, наверное, десерта. Зато с овощами, фруктами, молочной продукцией — «напряженка»: все дорогое, все привозное и не всегда вкусное. В начале сентября ресторанные овощные нарезки включают в себя «резиновые» помидоры и безвкусные тепличные огурцы. Зато здесь мы впервые попробовали соленые и жареные стрелки папоротника-орляка (кстати, вкусно) и свежую бруснику со сгущенкой (возьмите на заметку; мять ягоды не нужно, заливайте сгущенкой целиком и подавайте с большими блинами на соде, которые камчадалы называют лепешками).
Впрочем, на морской прогулке нам оказалось не до угощений, которые радушно выставила на стол наш повар Светланочка: качка… Ну и прогулочка! Вверх — вниз, взлет — падение, волны — небо, тошнота, голова кругом, ноги отказывают, полная потеря ориентации… Ох, не зря платят деньги морякам! Мимо проплывают знаменитые камчатские пейзажи — остров Старичков, бухта Русская, мыс Станицкого, «Три брата», «Чертов палец», Кекурный — а акулы пера полегли без чести и славы, всем дурно. Впрочем, мне еще ничего, а несколько человек и вообще отлично перенесли испытание морем.
«Да вы что, это ж не качка, а просто зыбь», — посмеивается над нашими «павшими» Алексеич.
Его «Принцесса» раньше бороздила водные просторы возле американских берегов, затем он приобрел катер по случаю и вот теперь имеет свой небольшой бизнес — возит туристов на морские прогулки. Говорит, что содержать катер — хлопотное дело: как под машиной все время «нужно лежать», так и судно требует постоянного ремонта и вложения денег. Даже такое, как «Принцесса», — относительно новое.
В океане «штормит» меньше. Более или менее приобвыкнув и встав на ослабевшие ноги, любители рыбной ловли выползают на палубу, чтобы забросить в морские глубины удочки. Не пропускать же такую уникальную возможность! Первым делом наживку хватают алчные крабы, которые здесь за улов не считаются, а из рыбы — ленок, камбала, терпуг. В среднем каждая штучка по килограмма полтора. Говорят, сегодня рыба не клюет: намедни шторм был. «По-ихнему» — не клюет, а по-нашему шестнадцать штук за час —недурно.
Крабов сварили немедленно в океанической воде (так положено) и съели. Помощник капитана Миша разделывает деликатес ножницами без всяких церемоний, ловко отстригая крупные оранжевые клешни и наделяя всех желающих.
Кстати, на рынке камчатский краб довольно дорогой, как, впрочем, и вся другая морепродукция. «Много» — не значит «дешево». Цены формируются зарплатами (а они у местных жителей немаленькие), а также спросом туристов. Туры на Камчатку — в числе самых дорогих, по карману далеко не каждому. Очень много иностранцев, которых привлекают экстрим и первозданная природа.
Океан кипит явной и скрытой жизнью, полон зверем и птицей.
У берега покачиваются на волнах смешные морские выдры-каланы и ныряют большеглазые нерпы, похожие на усатых матрешек. Знаменитая бухта Русская зеленым гнездышком прячется в ладонях скалистых берегов, заслоняющих ее от жестоких ветров. Каменистый берег устелен скользкими лоскутьями морской капусты. Здесь бьет источник очень вкусной воды, долго не портящейся благодаря наличию в составе серебра.
Тихое, густо-зеленое от кедрового стланика, плотно кустящихся низких ольхи и рябины, высоких трав местечко облюбовали птицы и животные. Легко и просто здесь можно встретить медведя. С этими символами России на Камчатке вообще напряженки определенно не наблюдается: на пятерых жителей края приходится один косолапый. Обширные дикие просторы и обилие пищи способствуют расширению популяции зверя. Встретить мишку в горах или в тундре можно запросто, гиды настрого запрещают туристам отрываться от группы. Вот и в Русской медведи частенько выходят на берег. Люди в бухту приезжают только на рыбалку или в туристический экскурс.
Но не всегда жизнь здесь текла так спокойно. В годы Отечественной, когда бухта еще носила ительменское название «Ахомтен», здесь базировался третий военно-лоцманский пост Тихоокеанского флота. Опытные лоцманы вели отсюда караваны американских судов с ленд-лизовскими грузами через минные фарватеры.
А еще в Русской была погранзастава. Вдалеке маячат ее опустевшие строения. Их по-строили уже после того, как в 1952 году домики вместе с людьми снесло цунами. Все тогда погибли, только одного солдатика вынесло в бухту на лед. Да, было время; так когда-то жили и служили люди. Сегодня об этом ничто не напоминает, кроме могил двух погибших пограничников.
Вот и стали мы скалолазами…
Красиво песня поется, приятно слушается, а вот проза жизни далеко не так хороша. А начиналось все вполне безобидно:
— Ну что, журналисты, на вулкан пойдем?
— А то!
А ведь недаром, недаром в народе сказывают: «Умный в гору не пойдет»…
Мутновская сопка — вулкан для подъема не самый сложный, но это точно одно из самых крутых приключений в моей жизни.
К месту, откуда начинается подъем для туристов, дороги нет: только так называемая технологическая колея, по которой ездят геологи и вулканологи. Транспорт для данных целей — КАМАЗ. Только на нем и можно пробраться по здешним каменным полям, топкой грязи, сложному ландшафту. Мощь этого детища российского автопрома мы прочувствовали в полной мере: огромный автомобиль чешет, как танк, по полному бездорожью, карабкаясь на практически вертикальные склоны и спускаясь с отвесных гор, наклоняясь набок до критического градуса. Душа в пятки так и ухает. Кто вцепился в подлокотники, кто глаза закрыл, чтоб не так страшно было…
Вдоль дороги простирается лунный пейзаж: каменные глыбы, черный вулканический песок, запорошенный пеплом снег. Мы поднимаемся все выше и выше. Остановка, короткая передышка и завтрак — в трех километрах от верхушки вулкана. Нам предстоит преодолеть это расстояние пешком, опираясь на палки для скандинавской ходьбы. Вроде и немного, но что это были за километры — друзья мои!..
Поднимаясь шаг за шагом по каменистым кручам, видишь только мелькающие пятки кроссовок впереди идущего. По бокам тропинки — то теряющийся где-то в глубине пологий скат, то крутой обрыв. Идти по камням тяжело. Только здесь до конца понимаешь, какой все же трудной жизнью живут горные бараны. Каждое движение дается с трудом. А тут еще, как назло, дождь. Глина на склонах моментально превращается в липкое месиво глубиной по щиколотку, ноги вязнут и скользят, дыхания не хватает, сердце выскакивает из груди. Был момент, когда я просто малодушно села на камень со словами:
— Все, больше не могу, дальше не пойду, я вас здесь подожду…
— Нет, ты пойдешь с нами, — кровожадно вцепились в меня товарищи по несчастью. — Давай, там впереди — красота!..
Московский коллега Саша Шадов тем временем снял у меня с плеч рюкзак и быстро перебросил все пожитки в свой:
— Вот, так будет гораздо легче. Давай руку, вставай…
Встала, пошла… скорее поковыляла. Да все ковыляли и стонали, красавцев не было. Но постепенно пришло «второе дыхание», а заодно и открылись глаза на мрачное, величавое очарование каменного царства. «Здесь птицы не поют, деревья не растут»: на высоте полутора тысяч метров над уровнем моря нет ни одной зеленой травинки. Зато есть каменные строения, каменные растения, каменные животные и моллюски самых причудливых форм и цветов. Их создала природа из гигантских глыб и малюсеньких минералов. Камни однородные и слоистые, с прожилками и крупчатые, лиловатые, красные, ярко-желтые, зеленоватые, ста оттенков серого и коричневого… Настоящие владения Хозяйки Медной горы.
В каньоне с красноречивым названием Опасный с 80-метровой высоты обрушивается на дно ущелья водопад. Зрелище очень красивое; недаром оно внесено в список наследия ЮНЕСКО.
А вот мы и в «аду»: запахло серой, вокруг забулькали грязно-желтые земляные котлы. Это фумаролы — воронки, в которых пыхтит горячая серная грязь. Подходить близко к их берегам нельзя: запекшаяся корка, которой окружена воронка, может провалиться, и тогда беда. Об участи заживо сварившегося таким образом парня, который хотел сфотографировать фумаролу поближе, напоминает большой крест на тропе. Неприятный запах сероводорода словно «выкуривает» назойливых человечков, заглядывающих в пасть спящего вулкана. А он дышит, он живет, за последние сто лет было шесть извержений…
Передохнув в кратере, мы отправляемся в обратный путь. Дорога вниз дается проще: мы скорее скатываемся, чем идем. Дождем размыло тропу, и возвращаемся мы не по своим следам, а прокладываем новые (это непросто). Вдруг перед идущей впереди группой с шумом обрушивается сверху на дорогу селевый поток, по местным меркам небольшой — эдакая средних размеров речка из жидкой грязи и камней. Под крики проводника «Назад, назад!» люди пятятся, а затем мы по очереди пробираемся через образовавшееся препятствие…
По сравнению с этим путешествием спуск с горы на КАМАЗах — сущие семечки. Все болит. Все ноет. Каждую мышцу разъедает, как кислота, неимоверная усталость. Кажется, я умираю. Нет, — наверное, уже умерла…
Я всегда буду благодарна друзьям-сябрам, которые силой заставили меня встать и идти дальше. Иначе никогда бы мне не увидеть весь мир на ладони — когда ты счастлив и нем, и только немного завидуешь тем, другим, у которых вершина еще впереди.
«О! Тепленькая пошла…»
Не люблю я слово «последний», оно не соответствует моему мировосприятию… КРАЙНИЙ пункт нашей с коллегами поездки — экскурсия в Кроноцкий биосферный заповедник. Это та точка, а правильнее сказать, восклицательный знак, без которого не получится правильная повесть о путешествии на Камчатку. Двадцать пять вулканов, восемь из которых — в «рабочем» состоянии плюс геотермальные экосистемы (проще говоря, все, что связано с природной горячей водой), редкие животные и растения…
В заповедник туристов доставляют на вертолете. Он, как храбрая пестрая стрекоза, жужжит над вздыбленными огромными каменными гребнями и хребтами, над скалистыми впадинами и жерлами вулканов, над серыми жилами рек. Такое впечатление, что там, под землей, спят тяжким сном исполинские окаменевшие ящеры; когда-нибудь они проснутся и с жутким скрежетом распрямят оцепеневшие тела, стряхивая с себя многовековой земной прах…
Неяркое осеннее солнышко высвечивает удивительное многоцветье пейзажа. Графит горных пород оттеняет ярко-желтые и темно-зеленые осенние краски лесов, насыщенно-малиновые и лиловые тундры, белые пятна ледников, сверкающие зеркальные осколки озер, терракотовые, красные, коричневые почвы…
Невероятная красота Долины гейзеров не дает права сравнить ее с огромной кухней, где день и ночь кипят разной величины котелки, кастрюльки и из носиков чайников вырываются струи пара и кипятка, но вообще-то это первое, что приходит на ум хозяйке. Вот только серой попахивает неаппетитно. Здесь булькает, там бурлит, тут вскипает — но «подземный повар» ловко управляется со всем хозяйством. У каждого из ста гейзеров, теснящихся на четырех километрах, — свой часовой ритм, своя высота и температура. Так же по распорядку функционируют термальные источники, фумаролы, грязевые котлы.
Процессы под землей идут постоянно, под грунтом образуются промоины, рождаются новые гейзеры, поэтому ходить можно только по дощатым настилам. Шаг в сторону — возможность «искупаться» в горячей воде… А еще здесь, как и везде на Камчатке, вероятна встреча с медведями, которые в «теплом месте» чувствуют себя вполне комфортно. Вообще-то они ведут себя мирно, но смотритель с ружьем всегда сопровождает туристов — чтобы в случае чего пугнуть косолапого выстрелом.
Растениям парниковый климат также по душе: они растут здесь буйно и щедро, все во-круг сочно-зелено. Еще одно из чудес Камчатки — «небелая» (каменная) береза. Она совсем не похожа на свою красавицу-сестрицу из средних широт: «серостволая», покрытая лохматыми лоскутьями отслоившейся коры, приземистая, с широко раскинутыми кручеными ветвями. В воде тонет, в огне плохо горит, растет на камнях и на склонах вулканов, терпит суровые ветра и холода. Отсюда народное название: каменная, железная… А живет до 400 лет.
Термальные поля, подобные местным, есть только в Новой Зеландии, Чили, США и Исландии. Российская Долина гейзеров была открыта сравнительно недавно: вплоть до ХХ века она была скрыта природой в непроходимом ущелье. Как вы полагаете, кто сюда добрался? Разумеется, женщина — сотрудница Кроноцкого заповедника Татьяна Ивановна Устинова. Правда, с помощником. На привале, собирая дровишки для костра, она вдруг увидела, как совсем неподалеку из земли с шумом и паром взметнулся столб кипятка — гейзер. Так была открыта знаменитейшая долина. Свою старость Татьяна Ивановна провела с детьми в Канаде, но похоронить свой прах завещала здесь, в дорогом сердцу месте, и ее воля была исполнена.
Самый «крутой» местный гейзер — Большой, извергается с периодичностью в час, и наша экскурсия как раз удачно совпала с этим моментом. Мы ждем, нацелив объективы фотоаппаратов на небольшой пыхтящий «котелок», с которого вот-вот должно «сорвать крышку». Вокруг царит величественный покой; даже не верится, что сейчас он будет нарушен. И действительно, ничего не происходит… как вдруг в назначенный час кипящий бурунчик воды начинает «раскручиваться», «выпрямляться», стремительно расти ввысь и вширь, рассыпая мириады кипящих брызг, окутываясь облаком пара! Струя достигает пятнадцатиметровой высоты и распускается, как кудрявая серебристая лилия на высоком стебле, раскачивается и реет в воздухе, затем медленно поникает и снова прячется в своем подземном убежище ровно на час…
Не знаю, как это описать. Никакие созданные человеком фонтаны не могут сравниться с этим творением природы.
Кальдера — проще говоря, образовавшаяся 40 тысяч лет назад впадина, чаша вокруг вулкана Узон — десятикилометровая «кочегарка» природы. По-научному это называется «термальное поле», 5 небольших полей и около 1000 источников. Радиус Кальдеры — около 10 километров. Здесь кипятят грязевое варево уже знакомые нам фумаролы, текут горячие ручьи, парят теплые озерца, образуются новые минеральные породы. Помимо серы, эта земля выделяет настоящий букет ядов: ртуть, цинк, сурьму, мышьяк.
«На подлете» к природному парку «Налычево», где действуют двести горячих источников, мы увидели прогуливающегося по равнине мишку. Вертолета он совершенно не испугался. Нам объяснили, что косолапый замечен здесь несколько дней назад: он повадился лакомиться объедками туристических обедов. Нас настоятельно попросили «медведя, если подойдет близко, не кормить: они умны и быстро учатся попрошайничать у людей, приближаясь при этом вплотную. Таких животных приходится устранять — по правилам техники
безопасности…»
Источники представляют собой неглубокие озерца с теплой (40 градусов) проточной водой. Контраст температуры с прохладным воздухом усиливает приятное ощущение от купания (вот уж действительно «держи ноги в тепле, а голову в холоде»)… Берега природных ванн обрамлены зеленью, над головой — синее небо, а сама прозрачная вода кажется черно-зеленой из-за мшистых водорослей на дне. Красиво! Здорово!
Больше пятнадцати минут находиться в источниках не рекомендуется (вредно для сердца). Выходишь из купальни, как новенький: вместе с теплой водой с тела мгновенно стекает накопившаяся усталость.
Ну, вот и все. Завтра — домой. Осталось купить сувениры и упаковать вещи. Что отсюда везут туристы? Поделки ручной работы из кости (медведя, лося, тюленя), украшения из бисера и меха. Конечно же, красную рыбу, краба, икру. В гостинице спросили у сотрудников, где лучше покупать и что почем, и так приятно было слышать в ответ: «Да вы скажите на рынке, что вы белорусы, вам обязательно цену скинут, вас же везде любят!» Как вы сами понимаете, дело не в цене, а в отношении.
Кстати, в Петропавловске мы неожиданно встретили фирменные секции «Милавицы» и «Савушкина»: вот куда добрались наши предприятия.
В последний день нашего пребывания в Петропавловске я не только повидала удивительные и прекрасные места, но и сделала одно очень важное дело: нашла гостиницу для моряков, где жили когда-то мои родители, куда меня принесли из роддома. Искать помогали все: коллеги, гиды, администраторы, горничные, таксист по имени Алекс…
— Обязательно найдем, — уверил он. — Знаете, я вас очень хорошо понимаю. Сам десять лет прожил за границей, в Англии и Штатах, а теперь вот вернулся домой.
— Почему?
— Просто хотел на родину. С каждым годом все сильнее. У меня там все неплохо складывалось — и все равно душа рвалась. Это не красивые слова: многие эмигранты вам то же самое скажут. Правда, я застал уже не тот Петропавловск, в котором жил в детстве; он изменился. И все же…
И мы действительно нашли это старое, почти не изменившееся за пятьдесят лет здание на самом берегу возле пирса.
— Счетчик не работает, — сказал Алекс. — Побудьте здесь, сколько хотите. Я вас понимаю.
И вот я стою на самом краешке земли, глядя, как огромная желтая рыба-солнце медленно уходит в темно-синюю морскую глубину, как белеют и искрятся огоньками корабли на рейде, и чувствую непреодолимую силу, с которой этот далекий полуостров притягивает к себе сердца. Недаром многие приезжают сюда на время заработать, а остаются — навсегда.
Прощай, Камчатка! Наверное, я тебя больше никогда не увижу. И никогда не забуду — это точно.
Инна Кандаурова
