Недавно Анатолий Аврутин стал лауреатом республиканского конкурса «Национальная литературная премия». За книгу «Просветление». В какой-то степени эта награда была для него неожиданностью. По его словам, он прекрасно понимал, что в год празднования 500-летия белорусского книгопечатания многим из тех, кто принимает в отечественной словесности ответственные решения, было бы удобнее, если бы во всех семи номинациях победили авторы, пишущие на белорусском. Но, к счастью, члены комиссии выбирали из тех, кто, на их взгляд, написал талантливо, мастерски, с использованием художественных приемов и образов.
— Тем не менее, на победу я рассчитывал. Ведь «Просветление» — это не просто поэтический сборник, это книга избранного, куда вошло все лучшее из созданного мною за сорок пять лет творчества. Смею предположить, что кое-что значительное я все же в литературе сделал…
— Как отнеслись к тому, что на некоторых сайтах раздались стоны: почему премия досталась русскоязычному автору?
— Спокойно отнесся, ведь именно эти сайты и специализируются на разжигании русофобии, чего от них ожидать? Ведь самой книги практически никто из оставивших комментарии типа «Ганьба!», наверняка, не читал.
И в массе своей это люди, которым поэзия абсолютно чужда… Обидно только, что в отличие от многих стран у нас не умеют радоваться достижениям своих сограждан. Любое международное достижение непременно постараются приуменьшить.
У меня, кстати, около тридцати литературных премий разных стран, среди которых есть и весьма престижные. «Литературный европеец» (Германия), например. Или канадская литературная премия имени Эрнеста Хемингуэя.
Про российские уже и не говорю. А вот белорусскую получил впервые. Не зря говорят, что нет пророка в своем Отечестве. Скажем, в русской литературе, которую прошу никак не путать с российской, русская существует и развивается по всему миру, а монополию на нее Россия утратила еще после революции 1917 года, когда весь цвет отечественной словесности оказался за рубежом, мое имя давно занимает определенное место.
Извините за нескромность, но именно моими стихами уже лет семь подряд открывается такой авторитетный в мире творчества ежегодник, как российский «День поэзии», многие авторитетные журналы разных стран постоянно просят для публикации новые стихи, которыми зачастую тоже открывают свои номера.
Я уже не говорю, что о моем творчестве опубликованы десятки статей, среди авторов которых, скажем, один из лучших критиков России Вячеслав Лютый, выдающаяся русская поэтесса Светлана Сырнева, легендарный поэт, критик и публицист Лев Куклин…
И только дома нет-нет, да и появляются злобные писания разного рода «литкритиков»…
— Вообще нужны ли поэту премии? И насколько для него важно признание народа. Пушкин когда-то написал: ««Поэт! не дорожи любовию народной…». Это в сердцах сказано или есть в этом доля истины?
— Думаю, Александр Сергеевич написал эти строки в минуту отчаяния, ведь и в его творческой судьбе далеко не все шло гладко…
Если бы поэтам не были нужны премии, их бы давно отменили. Дело не в материальной стороне дела—за премиями редко стоят большие деньги.
Скажем, знаменитая Гонкуровская премия на сегодняшний день равна всего десяти евро. И, тем не менее, очень и очень престижна. Потому, что у лауреатов этой премии моментально подскакивают тиражи их книг, резко возрастает внимание к их творчеству критики и прессы…Это достаточно отлаженный механизм. Или популярная российская премия имени Андрея Белого. Там в качестве награды дают… рубль, яблоко и бутылку водки – то, что очень любил сам Белый. Конкуренция при этом жесточайшая, ибо авторитет премии очень высок.
У нас, к сожалению, подобного механизма нет и человека, ставшего лауреатом, тут же оставляют наедине с собственными творческими и материальными проблемами. А почему бы, к примеру, не создать «Библиотеку лауреатов Национальной премии Беларуси», где бы изданная книга была не только еще одной наградой автору, но и будучи облаченной в обложку серии как бы свидетельствовала – это настоящее?!
— Какое у Вас первое детское воспоминание? Есть ли в вашем детстве событие, сильно повлиявшее на вашу судьбу?
— Детских воспоминаний очень и очень много – чем старше становишься, тем ярче видятся события детства. Прекрасно помню чувство озарения, когда ко мне пришло первое рифмованное стихотворение. Я тогда еще и писать не умел – мама мои корявые строки записывала. Но уже тогда я понял, что поэтическое слово – больше, чем обычная речь. Что в нем таится некая тайна, позволяющая выразить чувства, которые никак иначе выразить нельзя.
— Как близкие относятся к вашему творчеству, к поэтическому бытию?
— Смотря кто. Отец очень гордился тем, что у него сын – поэт. Он сам всю жизнь писал стихи, никому их не показывая. И страсть к творчеству у меня явно от него.
Жена понимает, что жить с поэтом под одной крышей – дело далеко не простое.
Поэтому многие годы основную часть бытовых забот в нашей семье несла именно она. Сыновья выросли и пошли совсем по другой стезе, за творчеством отца следят, как я понимаю, не очень внимательно…
— Некоторые полагают, что поэзия похожа сегодня на эсперанто, то есть она вообще никому не нужна, кроме горстки фанатиков, вы согласны?
— Если это было так, поэзия бы давно умерла. Но человечество прекрасно понимает, что без Поэзии, без литературы, оно потеряет право именоваться человечеством. В противном случае, кто бы сегодня помнил имена Вергилия, Горация, Овидия, Катулла, Сапфо? Эти люди жили тысячи лет назад, с той поры на земле все изменилось, возникали и рушились империи, открывались новые материки, шли мировые войны. И практически никого из тех, кто жил в ту пору, за исключением разве что нескольких наиболее кровожадных императоров, человечество не помнит. Только имена поэтов прошли сквозь толщу столетий…
— Хотелось верить, что и сегодня в нашей жизни есть место поэту. А о чем сейчас пишут поэты?
— О том же, о чем писали во все века – о человеке. Пытаются разобраться в самих себе – это в первую очередь. И уже потом, если получается сравнительно удачно, читатель начинает тем, что создали поэты, врачевать собственную душу… Но это лишь в том случае, если поэт настоящий. Во все времена пишущих стихи было в тысячи, а то и в миллионы раз больше, чем истинных поэтов, которые умеют отличать друг друга в любом столпотворении, в любой толпе…
— Кто является вашим любимым поэтом?
— У меня никогда не было одного любимого поэта. В разные периоды жизни меня больше всего трогали Пушкин и Баратынский, Тютчев и Есенин, Пастернак и Георгий Иванов…
Сейчас же, если не спится и душа требует общения с высоким, чаще других снимаю с полки томики двух поэтов – Блока и Рубцова.
— Часто подмечают ваше внешнее сходство с Пушкиным. Вы сознательно этого добиваетесь?
—Не много чести иметь лишь внешнее сходство с любой знаменитостью. Поэтому тешу себя надеждой, что вне зависимости от похожести на кого бы то ни было, все же являю собой самостоятельную творческую единицу. Но ничего зазорного в своем отдаленном сходстве с великим поэтом не усматриваю. Наоборот, это помогает в какой-то степени держать себя в творческом тонусе.
— Есть ли поэты, которые на вас повлияли?
— В чисто человеческом плане моему становлению, как литератора очень помогли два замечательных белорусских поэта – Пимен Емельянович Панченко и Михась Леонтьевич Стрельцов.
Кстати, много перевожу с белорусского и в «Просветлении» немало страниц моих переводов своих белорусскопишущих коллег.
Иногда ловлю себя на мысли, что к некоторым жизненным ситуациям относился бы иначе, не будь в моей жизни поэтического слова Михася Позднякова, Михася Башлакова, Миколы Метлицкого…
— Бывали ли в вашей жизни периоды, полностью лишенные творчества?
— Не помню таких. Другое дело, что в разные периоды жизни на творчество приходится разное количество времени. Потому случались годы, когда я написал всего несколько стихотворений, но в основном творческий ритм у меня достаточно стабильный на протяжении многих лет – в месяц пишу два-пять стихотворений…
— Кого из известных белорусских поэтов и публицистов вы знали лично? О ком могли бы сказать с восхищением?
— Практически всех – в разной степени был знаком и с Р. Бородулиным, и с М. Танком, и с Н. Гилевичем… Самые теплые чувства в душе остались от общения с уже упоминавшимися выше П. Панченко и М. Стрельцовым.
— Кому из известных белорусов вы посвящали стихи?
— Я чаще любимым женщинам стихи посвящаю… Но строки, посвященные тем же Стрельцову и Панченко у меня тоже есть.
— Литературе сейчас сложнее бороться за место под солнцем: все вытесняют голливудские фильмы и поп-музыка. Вы как относитесь к глобализации?
— Примерно так же, как к пандемии свиного гриппа или СПИДу. Опасно, но тешишь себя мыслью, что любая эпидемия рано или поздно проходит…
— Что вы думаете о будущем нашей страны, России, Америки?
— Сегодня у наших стран не только непредсказуемое будущее, но и непредсказуемая история.
Кто, например, думал, что в нашей республике-партизанке появятся «писатели», воспевающие «деятельность» палача белорусского народа Вильгельма Кубе? Или люди, требующие назвать одну из улиц Минска именем «поэтессы» Ларисы Гениюш, в свое время подписывавшей воззвания, адресованные «Гитлеру-освободителю» с призывом скорее освободить Беларусь «ад жыдоўска-бальшавіцкай улады»?
Когда-то бесноватый фюрер сказал: «Мы тогда победим Россию, когда украинцы и белорусы поверят, что они не русские». Фюрера давно нет, но процесс, о котором он так мечтал, силу, к сожалению, набирает…
— Что сегодня греет вашу душу, а что ее огорчает?
— Греет то, что почти двадцать лет работы в качестве главного редактора единственного в Беларуси журнала русской литературы «Новая Немига литературная» не прошли даром – в стране подрастает неплохая поросль молодых литераторов, пишущих по-русски. Года два назад лучший журнал русского зарубежья – нью-йоркский «Новый журнал» предложил мне представить на их страницах современную русскую литературу Беларуси лучшими публикациями авторов «Немиги…» И потом искренне удивлялись высокому уровню представленных произведений. Огорчает же то, что написанное на русском языке в официальном литературоведении нашей страны продолжает считаться чем-то второстепенным, внимания заслуживающим разве что эпизодически. Замечу, что по творчеству русскопишущих авторов нашей страны за всю историю не защищено ни одной диссертации. А ведь у нас творили Александр Миронов, Вениамин Блаженный, Михаил Герчик, Лидия Вакуловская, у русской литературы Беларуси достаточно богатая история, берущая свое начало с великого Симеона Полоцкого…
— Какие надежды возлагаете на 2018 год?
— Лично для меня этот год юбилейный. Такая дата приближается, что и называть грустно… Тем не менее, надеюсь еще кое-что написать…
Виктория Трикайло
* * *
Стихи Анатолия Аврутина
…Наш примус всё чадил устало,
Скрипели ставни… Сыпал снег.
Мне мама Пушкина читала,
Твердя: «Хороший человек!»
Забившись в уголок дивана,
Я слушал — кроха в два вершка,—
Про царство славного Салтана
И Золотого Петушка…
В ногах скрутилось одеяло,
Часы с кукушкой били шесть.
Мне мама Пушкина читала —
Тогда не так хотелось есть.
Забыв, что поздно и беззвёздно,
Что сказка — это не всерьез,
Мы знали — папа будет поздно,
Но он нам Пушкина принес.
И унывать нам не пристало
Из-за того, что суп не густ.
Мне мама Пушкина читала —
Я помню новой книжки хруст…
Давно мой папа на погосте,
Я ж повторяю на бегу
Строку из «Каменного гостя»
Да из «Онегина» строку.
Дряхлеет мама… Знаю, знаю —
Ей слышать годы не велят.
Но я ей Пушкина читаю
И вижу — золотится взгляд…
* * *
И снова играют… Не Баха, а Верди,
И снова полтакта прослушать боюсь.
И как-то вмещаются в левом предсердье
И Черная речка, и Белая Русь.
Кого-то обнимут, кого-то проводят,
Кому-то велят: «Навсегда позабудь!..»
Но что-то висит роковое в природе,
Но что-то мешает дышать и уснуть.
В душе наступает пора винограда,
Где горькую косточку тянет сглотнуть,
И звездная цветь вознесенного сада
Вплетается в Млечный израненный Путь.
Пусть Верди играют, я слушаю Баха.
Светает… И звездная пыль в волосах.
Рокочут раскаты… И парень-рубаха
В поход выступает на всех парусах.
* * *
Александру Темникову
Спешите медленнее жить —
Пока глаза глядят лукаво,
Пока походка величава…
Спешите медленнее жить.
Спешите медленнее жить,
Еще в себе не сомневаясь,
В зрачках любимых отражаясь…
Спешите медленнее жить.
Спешите медленнее жить
Покуда под ногами тропка,
Пока идется не торопко –
Спешите медленнее жить.
Спешите медленнее жить,
Пока гнездо под крышей вьется,
Покуда жизнь не оборвется —
Спешите медленнее жить.
