Елена ЕЛОВИК
Проехала как-то по лесным тропам Беловежья, местам «боевой и трудовой» славы бывших славянских вождей. Старожилы нехотя, с опаской вспоминают то календарное событие, боясь, «как бы чего не вышло» за подобные откровения.
«По пьянке развалили родину-мать, — сокрушаются тамошние мужики. — Наш-то Сергей Сергеевич, тогдашний директор пущи, канистрами самогон в штаб таскал, в пущанцы, значит, посвящал.»
И собеседники принимаются рекламировать достоинства милого зелья: ржаная мука, двойной перегон, с запахом свежеиспеченного хлеба. Интересуюсь, как они сами оценивают происшедшее восемь лет назад историческое действо.
«Крушить не строить, много розуму не нужно», — тяжко выдыхают местные аксакалы…
В те «достопамятные» деньки сама природа противилась политическому игрищу: 30-градусные морозы в первых числах декабря нечасто случаются в Беловежской Пуще. К тому же накануне прошел мощный снегопад, и немало народу трудилось, впопыхах расчищая дороги к приезду высокопоставленных гостей.
Много написано о заседании в Вискулях, а вот о самой правительственной резиденции обывателю практически ничего не известно.
Охотничий павильон, где разместились тогда наши политические «тузы», построен по заданию Хрущева в 1957 году. Архитектор — небезызвестный в то время Владимир Адамович Король, в честь которого названа одна из центральных улиц Минска. Следует отметить, что сей «шедевр» — не самая лучшая его работа. Здание строилось для важных кремлевских чиновников и, естественно, несло отпечаток Белокаменной: стилизация под московскую, с выносными колоннами, напоминающими бывшие барские усадьбы.
Любопытен тот факт, что первоначально по обеим сторонам постройки стояли гипсовые олени, находящиеся тогда в массовом производстве, заполонившие собой весь Крым и Кавказ. Постройка вкупе со статуями явно напоминала кич, и вскоре животных по-быстрому убрали.
Кстати, Вискули долгое время являлись московской территорией. И в сей анклав не ступала нога даже работников пущи.
Рассказывают, что Охотничий павильон ныне уже не тот, что раньше, когда здесь стоял оживлявший казенный интерьер бильярд, а также исторический стол. Эти вещицы исчезли буквально сразу после приснопамятных событий. Вынырнут, быть может, когда-либо на аукционе…
Где-то в 97-м году пущу посетили депутаты российской Думы. Они почему-то живо заинтересовались судьбой стола, высказывая претензии по поводу его странного исчезновения. Правда, Геннадий Селезнев бросил реплику:
«Нашли, мол, историческую реликвию! Это ж не потсдамский знаменитый стол, за которым в свое время собрались главы стран-победительниц — Сталин, Черчилль, Трумэн. Ну а сию вещицу следовало бы отвезти на дачу Шушкевича, пусть пишет мемуары, как разваливал великую страну».
Депутат Олег Румянцев припомнил: «Кстати, Жириновский мечтал разрубить стол на части, а потом взять за шкирку Бурбулиса и поводить того носом по мелким щепочкам».
Охота пуще неволи
Переговорив с участниками встречи, перелопатив литературу о тех событиях, нашла множество несоответствий. То ли политики «невинно» лгут в угоду моменту, то ли дает знать о себе склероз, то ли у каждого своя правда. Соблазн прикоснуться к истине велик, однако, когда возникает иллюзия ее появления, она незаметно ускользает из рук, словно требуя все новых и новых доказательств своей непреложности.
Разбирая вискулевские «развалины», ясно поняла лишь одно: историческая наука слагается не столько с суммы «стерильных» фактов и аргументов, сколько с толстых пыльных предубеждений и заблуждений ее творцов. Одни в разговоре о Беловежье уверяют, что цель приезда глав республик — отдых от мирской суеты, а все остальное спонтанно вызрело из дальнейших бесед за «чашкой чая». Другие настаивают на том, что ельцинская свита давно вынашивала злой умысел и загодя приготовила наработки, потому что за 7-8 часов, даже при работе суперклассных команд, невозможно составить столь гладкий и стройный документ: как с точки зрения логики, так и с точки зрения международного права.
Вискулевский «блицкриг», объявленный собственной стране, можно было остановить в два счета. Для этого требовались сила воли и мудрость тогдашнего союзного руководства.
Месяц спустя после подписания известного соглашения Вячеслав Кебич, выступая в Витебске перед воздушными десантниками, обронил:
«Вискули еще раз подтвердили, что Горбачев уже практически не владел ситуацией. Ибо на его месте я бы прислал роту ОМОНа и всех нас отправил прямехонько в «Матросскую тишину».
По воспоминаниям свидетелей, охрана госперсон в пуще не слишком была велика, так что при «штурме» обошлись бы малыми потерями. Однако все участники встречи понимали, что, скорее всего, Горбачев не снимет белых перчаток и не замарает свою репутацию подобными разборками.
Действительно, на доклад Шапошникова о тайной вечере пока еще президент Советского Союза отреагировал индифферентно: «Попьянствуют и разойдутся. Такое мы уже проходили». Недооценил Михаил Сергеевич расторопности и хватки соратников, власть не может долго валяться бесхозной под ногами.
Бракоразводный процесс республик к 91-му году уже перешел в хроническую форму. Его долго готовили и обставляли соответствующими атрибутами не только политики, но и сонм различных деятелей искусства. Вспомним Солженицына с его «бессильными» «соображениями «Как нам обустроить Россию». В них он прямо указывал на то, что необходимо «объявить о несомненном праве на полное отделение» 12 республик. Имелись в виду три прибалтийские, три закавказские, четыре среднеазиатские, Молдова и, возможно, Казахстан.
«Так все равно «Советский Социалистический» развалится, все равно! — темпераментно вещал нобелевский лауреат. — И выбора настоящего у нас нет, и размышлять-то не над чем, а только поворачиваться проворней, чтоб упредить беды…»
Кстати, интересно, что спустя пять лет Александр Исаевич вдруг «прозреет» и на вопрос журналиста «АиФ» о диких и несуразных решениях Беловежья ответит:
«Но я не представлял себе, что так глупо и бездарно это будет сделано».
Так же поступили и многие-многие представители совести нации — интеллигенция, — судорожно искавшие кристальной свободы самовыражения и нагло лезшие в прелую политику. Поэтому и на мастерах культуры — добрая доля вины за разъединение когда-то мирно живших душ советского пространства.
Известный публицист, политик, мой бывший редактор Виктор Чикин, когда к нему прибегали с жалобами, строго спрашивал: «А вы вышли на улицы защищать Союз?!» Кстати, он был один из немногих, кто сделал это, и всегда гордился своим гражданским поступком. Поэтому когда его хоронили, один мужичок накинул на гроб красное знамя и произнес: «Ты никогда, Витя, не был предателем!»
Отложенный рейс
Некоторые полагают, что гордиев узел непонимания можно было развязать во время новоогаревских дебатов по поводу проекта новой Конституции. Требовалось одно — желание Главного. Но когда посланцы республик ставили вопрос ребром по поводу совместного дальнейшего жития-бытия, Горбачев, желая сгладить назревшие противоречия, приглашал собравшихся в банкетный зал, где щедро угощал 40-градусной и предлагал гостям на время разъехаться: мол, мои помощники поработают над текстом, «углубят и заострят».
В следующий приезд ситуация повторялась один к одному. Высокие республиканские особы ехали туда неохотно, осознавая бессмыслицу подобных вояжей.
Беда Горбачева в том, что, по сути, он никогда не был большим политиком.
Заметили это позже, подчеркнув его примерный образ хорошего мужа, отца, деда. Поэтому с необъятной страной он обращался, словно с многочисленной родней: боялся обидеть, прощая отдельные недостатки.
По злой иронии судьбы известие о том, что «СССР как геополитическая реальность прекращает свое существование», Михаил Сергеевич узнал вторым. Первым был Буш. Ельцин решил проверить вначале реакцию заокеанского друга: вдруг взбрыкнет, ошарашенный внезапной новостью.
Буш «сдал» Горбачева в один момент, поинтересовавшись только судьбой «чемоданчика».
Б.Н., не моргнув глазом, соврал: «Все под контролем». «Честь» сообщить отверженному президенту неловкую сенсацию принадлежала Станиславу Шушкевичу.
Свидетели вспоминают, что Михаил Сергеевич в ответ выругался языком базара и гавани, потребовав к телефону Б.Н. Правда, сам бывший спикер преподносит беседу по-другому, утверждая, что Михаил Сергеевич в тот момент впервые за короткую историю их взаимоотношений обратился к нему на «Вы».
Но для истории такой мелкий штрих неважен, ведь в итоге страшная спевка все же свершилась. Каждый здравомыслящий понимает, что есть в жизни события, на которых он просто обязан присутствовать.
Однажды готовила репортаж о родах. Молодая, цветущая женщина беспомощно откинула на родильном столе голову и тихо прошептала: «Умираю». Опытная гинеколог, стукнув пациентку пару раз по щекам, грозно скомандовала: «Мадам! Поприсутствуйте на собственных родах!» Подействовало! И страдалица успешно разрешилась.
Пассаж медицинской практики в связи с беловежской «тусовкой» мне вспомнился не случайно.
260 миллионов, населяющих СССР, в ту злополучную годину не присутствовали на эпохальном событии в их личной жизни. Той страны, в которой они уснули, уже не было.
Даже из вежливости их не спросили, согласны ли они на перемену места жительства. Вернее, спросили, а потом все сделали наоборот. Ведь на мартовском референдуме народ голосовал за Союз. Не случайно, видимо, Ельцин, собираясь в новом имидже в Первопрестольную, три раза откладывал рейс. Хотя, на мой взгляд, боялся он скорее не народного гнева, а реакции тех, в руках которых находились всякие «чемоданчики» и другие военные «безделушки».
Сны о Париже
Развал СССР был неизбежен, считают авторитетные политологи. В подтверждение они приводят пример глав некогда благоухающих империй — Македонского, Цезаря, Наполеона. Вспоминают о распаде мира Великобритании.
Никто не спорит: Союзу действительно следовало обновить свой гардероб, но не со столь стремительной быстротой и не в первом попавшемся сельмаге. Тем, кто решил навсегда распрощаться с надоевшей «бескрайней», нужно было дать время, чтобы приготовиться к появлению новых таможен, границ, экономических укладов, наконец. Однако, отмечая естественную «деформацию» империй, нельзя обойти вниманием другой очевидный факт. Смертельный приговор державе был подписан, исходя не столько из соображений государственности, сколько из личных интересов, амбиций и устремлений тогдашних руководителей республик. Все мы люди, и ничто человеческое, в том числе слабости и пороки, нам не чуждо. А плюс к тому инстинкт власти, который, наряду с сексуальным, самый важный в жизни мужчины.
Приснился, к примеру, Леониду Макаровичу Кравчуку чудный сон: сидит он за обеденным столом, лениво прихлебывая черепаший суп, доставленный самолетом из Парижа, а в это время референт зачитывает приглашения от президентов Америки, Франции, премьер-министра Германии.
Сон в руку, думает украинский вождь и приступает к операции под условным названием «свободу народу Украины».
А высокое «кресло», свалившееся вдруг на нашего родного Станислава Шушкевича, когда не только студенты кафедры, но и каждый встречный узнавал его в лицо?
В свое время я задала один и тот же вопрос участникам беловежской встречи — Вячеславу Кебичу и Станиславу Шушкевичу: «Испытываете ли вы чувство вины в связи с тем, что имеете непосредственное отношение к развалу державы?»
Вячеслав Францевич признался:
«Безусловно, комплекс вины у меня есть. Хотя понимаю, что даже если бы я не присутствовал тогда на встрече верхов или, к примеру, поднял голос против, ничего бы не изменилось. Однако, поверьте, до сих пор мне неуютно и грустно при одном только воспоминании: «и я там был».
Станислав Станиславович, как мне показалось, не кривил душой, отвечая, что он испытывает скорее чувство гордости за свершившееся, нежели вины. Он сожалеет, к примеру, о том, что на вискулевской встрече ему «не хватило смелости, мудрости и находчивости» произнести ставшую потом классической фразу о смертельном исходе Союза.
Мудро и тонко высказался в разговоре о Вискулях Ярослав Голованов:
«Очень часто московское начальство вело себя по отношению к республикам непристойно, руководило неумело, бестактно, вмешиваясь не только в решения проблем общесоюзных, но сугубо республиканских: культурных, национальных, религиозных. Думающих, талантливых людей в республиках Москва вязала по рукам и ногам. Но даже при консерватизме мышления посткоммунистического чиновничества поменять негодный механизм руководства легче, чем механизм человеческого мышления и память сердца».
Поэтому связанные общими могилами, родней, многочисленными друзьями, культурой и историей наши народы еще долго будут недоумевать по поводу тех одновременно закономерных и роковых событий минувшего.
Винить в развале Союза лишь «трех богатырей» по меньшей мере не корректно. Держава погибла и от недомыслия депутатов различных уровней, принявших «на ура» вискулевские соглашения, и запоздалого прозрения миллионов людей, спокойно отдавших на откуп политикам судьбу общего дома.
Кстати, что в свое время многие отдали голоса за Александра Лукашенко еще и потому, что он оказался непричастным к парламентским игрищам по поводу беловежских соглашений.
Он и сегодня рассматривает распад Советского Союза как катастрофу, которая имела и имеет негативные последствия во всем мире.
«Ничего хорошего от распада мы не получили», — сказал Президент, выступая в Пекинском университете.
…Часто мы не замечаем, как нашими главными ведомыми становятся пришлые люди, которых затем мы обвиняем в недальновидности и глупости. А где были мы сами, когда выкорчевывали наш вишневый сад? Спешили успеть отоварить талоны или занять очередь за очередным дефицитом? А вечером, усевшись перед ящиком, в очередной раз поносили «нехорошее правительство» и «вечно страдающий народ»?
Красивый бородатый дед-пущанец, беседуя со мной «за жизнь», сказал замечательную вещь:
«Прежде чем разрушить состарившуюся хатку, деревенский мужик сто раз прикидывал, хватит ли у него силенок и ума построить другую, лучшую. Надо, чтоб и ходоки во власть почаще кумекали, что да как.»
